а своем друге неподвижный взгляд: черты его
окоченели на минуту, и румянец сбежал с лица.
- Не... ты ли? - вдруг спросил он.
- Опять испугался. Чего же? - засмеявшись, сказал Штольц.
- Не шути, Андрей, скажи правду! - с волнением говорил Обломов.
- Ей богу, не шучу. Другой год я женат на Ольге.
Мало-помалу испуг пропадал в лице Обломова, уступая место мирной
задумчивости; он еще не поднимал глаз, но задумчивость его через минуту
была уж полна тихой и глубокой радости, и когда он медленно взглянул на
Штольца, во взгляде его уж было умиление и слезы.
- Милый Андрей! - произнес Обломов, обнимая его. - Милая Ольга...
Сергевна! - прибавил потом, сдержав восторг. - Вас благословил сам бог!
Боже мой! как я счастлив! Скажи же ей...
- Скажу, что другого Обломова не знаю! - перебил его глубоко тронутый
Штольц.
- Нет, скажи, напомни, что я встретился ей затем, чтоб вывести ее на
путь, и что я благословляю эту встречу, благословляю ее и на новом пути!
Что, если б другой... - с ужасом прибавил он, - а теперь, - весело заключил
он, - я не краснею своей роли, не каюсь; с души тяжесть спала; там ясно, и
я счастлив. Боже! благодарю тебя!
Он опять чуть не прыгал на диване от волнения: то прослезится, то
засмеется.
- Захар, шампанского к обеду! - закричал он, забыв, что у него не было
ни гроша.
- Все скажу Ольге, все! - говорил Штольц. - Недаром она забыть не
может тебя. Нет, ты стоил ее: у тебя сердце, как колодезь, глубоко!
Голова Захара выставилась из передней.
- Пожалуйте сюда! - говорил он, мигая барину.
- Что там? - с нетерпением спросил он. - Поди вон!
- Денег пожалуйте! - шептал Захар.
Обломов вдруг замолчал.
- Ну, не нужно! - шепнул он в дверь. - Скажи, что забыл, не успел!
Поди!.. Нет, поди сюда! - громко сказал он. - Знаешь ли новость, Захар?
Поздравь: Андрей Иванович женился!
- Ах, батюшка! Привел бог дожить до этакой радости! Поздравляем,
батюшка, Андрей Иваныч; дай бог вам несчетные годы жить, деток наживать.
Ах, господи, вот радости!
Захар кланялся, улыбался, сипел, хрипел. Штольц вынул ассигнацию и
подал ему.
- На вот тебе, да купи себе сюртук, - сказал он, - посмотри, ты точно
нищий.
- На ком, батюшка? - спросил Захар, ловя руки Штольца.
- На Ольге Сергевне - помнишь? - сказал Обломов.
- На Ильинской барышне! Господи! Какая славная барышня! Поделом
бранили меня тогда Илья Ильич, старого пса! Грешен, виноват: все на вас
сворачивал. Я тогда и людям ильинским рассказал, а не Никита! Точно, что
клевета вышла. Ах ты, господи, ах, боже мой!.. - твердил он, уходя в
переднюю.
- Ольга зовет тебя в деревню к себе гостить: любовь твоя простыла,
неопасно: ревновать не станешь. Поедем.
Обломов вздохнул.
- Нет, Андрей, - сказал он, - не любви и не ревности я боюсь, а
все-таки к вам не поеду.
- Чего ж ты боишься?
- Боюсь зависти: ваше счастье будет для меня зеркалом, где я все буду
видеть свою горькую и убитую жизнь; а ведь уж я жить иначе не стану, не
могу.
- Полно, милый Илья! Нехотя станешь жить, как живут около тебя. Будешь
считать, хозяйничать, читать, слушать музыку. Как у ней теперь выработался
голос! Помнишь Casta diva?
Обломов замахал рукой, чтоб он не напоминал.
- Едем же! - настаивал Штольц. - Это ее воля; она не отстанет. Я
устану, а она нет. Это такой огонь, такая жи
окоченели на минуту, и румянец сбежал с лица.
- Не... ты ли? - вдруг спросил он.
- Опять испугался. Чего же? - засмеявшись, сказал Штольц.
- Не шути, Андрей, скажи правду! - с волнением говорил Обломов.
- Ей богу, не шучу. Другой год я женат на Ольге.
Мало-помалу испуг пропадал в лице Обломова, уступая место мирной
задумчивости; он еще не поднимал глаз, но задумчивость его через минуту
была уж полна тихой и глубокой радости, и когда он медленно взглянул на
Штольца, во взгляде его уж было умиление и слезы.
- Милый Андрей! - произнес Обломов, обнимая его. - Милая Ольга...
Сергевна! - прибавил потом, сдержав восторг. - Вас благословил сам бог!
Боже мой! как я счастлив! Скажи же ей...
- Скажу, что другого Обломова не знаю! - перебил его глубоко тронутый
Штольц.
- Нет, скажи, напомни, что я встретился ей затем, чтоб вывести ее на
путь, и что я благословляю эту встречу, благословляю ее и на новом пути!
Что, если б другой... - с ужасом прибавил он, - а теперь, - весело заключил
он, - я не краснею своей роли, не каюсь; с души тяжесть спала; там ясно, и
я счастлив. Боже! благодарю тебя!
Он опять чуть не прыгал на диване от волнения: то прослезится, то
засмеется.
- Захар, шампанского к обеду! - закричал он, забыв, что у него не было
ни гроша.
- Все скажу Ольге, все! - говорил Штольц. - Недаром она забыть не
может тебя. Нет, ты стоил ее: у тебя сердце, как колодезь, глубоко!
Голова Захара выставилась из передней.
- Пожалуйте сюда! - говорил он, мигая барину.
- Что там? - с нетерпением спросил он. - Поди вон!
- Денег пожалуйте! - шептал Захар.
Обломов вдруг замолчал.
- Ну, не нужно! - шепнул он в дверь. - Скажи, что забыл, не успел!
Поди!.. Нет, поди сюда! - громко сказал он. - Знаешь ли новость, Захар?
Поздравь: Андрей Иванович женился!
- Ах, батюшка! Привел бог дожить до этакой радости! Поздравляем,
батюшка, Андрей Иваныч; дай бог вам несчетные годы жить, деток наживать.
Ах, господи, вот радости!
Захар кланялся, улыбался, сипел, хрипел. Штольц вынул ассигнацию и
подал ему.
- На вот тебе, да купи себе сюртук, - сказал он, - посмотри, ты точно
нищий.
- На ком, батюшка? - спросил Захар, ловя руки Штольца.
- На Ольге Сергевне - помнишь? - сказал Обломов.
- На Ильинской барышне! Господи! Какая славная барышня! Поделом
бранили меня тогда Илья Ильич, старого пса! Грешен, виноват: все на вас
сворачивал. Я тогда и людям ильинским рассказал, а не Никита! Точно, что
клевета вышла. Ах ты, господи, ах, боже мой!.. - твердил он, уходя в
переднюю.
- Ольга зовет тебя в деревню к себе гостить: любовь твоя простыла,
неопасно: ревновать не станешь. Поедем.
Обломов вздохнул.
- Нет, Андрей, - сказал он, - не любви и не ревности я боюсь, а
все-таки к вам не поеду.
- Чего ж ты боишься?
- Боюсь зависти: ваше счастье будет для меня зеркалом, где я все буду
видеть свою горькую и убитую жизнь; а ведь уж я жить иначе не стану, не
могу.
- Полно, милый Илья! Нехотя станешь жить, как живут около тебя. Будешь
считать, хозяйничать, читать, слушать музыку. Как у ней теперь выработался
голос! Помнишь Casta diva?
Обломов замахал рукой, чтоб он не напоминал.
- Едем же! - настаивал Штольц. - Это ее воля; она не отстанет. Я
устану, а она нет. Это такой огонь, такая жи