если же не то", говори! - нетерпеливо пристала она.
Он шел. все думая.
- Да ну! - говорила она, тряся его за руку.
- Может быть, это избыток воображения: ты слишком жива... а может
быть, ты созрела до той поры... - вполголоса докончил он почти про себя.
- Говори, пожалуйста, вслух, Андрей! Терпеть не могу, когда ты ворчишь
про себя! - жаловалась она. - Я насказала ему глупостей, а он повесил
голову и шепчет что-то под нос! Мне даже страшно с тобой, здесь, в
темноте...
- Что сказать - я не знаю... "грусть находит, какие-то вопросы
тревожат": что из этого поймешь? Мы поговорим опять об этом и посмотрим:
кажется, надо опять купаться в море...
- Ты сказал про себя: "Если же... может быть... созрела": что у тебя
за мысль была? - спрашивала она.
- Я думал... - говорил он медленно, задумчиво высказываясь и сам не
доверяя своей мысли, как будто тоже стыдясь своей речи, - вот видишь ли...
бывают минуты... то есть я хочу сказать, если это не признак какого-нибудь
расстройства, если ты совершенно здорова, то, может быть, ты созрела,
подошла к той поре, когда остановился рост жизни... когда загадок нет, она
открылась вся...
- Ты, кажется, хочешь сказать, что я состарилась? - живо перебила она.
- Не смей! - Она даже погрозила ему. - Я еще молода, сильна... - прибавила
она выпрямляясь.
Он засмеялся.
- Не бойся, - сказал он, - ты, кажется, не располагаешь состариться
никогда! Нет, это не то... в старости силы падают и перестают бороться с
жизнью. Нет, твоя грусть, томление - если это только то, что я думаю, -
скорее признак силы... Поиски живого, раздраженного ума порываются иногда
за житейские грани, не находят, конечно, ответов, и является грусть...
временное недовольство жизнью... Это грусть души, вопрошающей жизнь о ее
тайне... Может быть, и с тобой то же... Если это так - это не глупости.
Она вздохнула, но, кажется, больше от радости, что опасения ее
кончились и она не падает в глазах мужа, а напротив...
- Но ведь я счастлива; ум у меня не празден; я не мечтаю; жизнь моя
разнообразна - чего же еще? К чему эти вопросы? - говорила она. - Это
болезнь, гнет!
Да, пожалуй, гнет для темного, слабого ума, не подготовленного к нему.
Эта грусть и, вопросы, может быть, многих свели с ума; иным они являются
как безобразные видения, как бред ума...
- Счастье льется через край, так хочется жить... а тут вдруг
примешивается какая-то горечь...
- А! Это расплата за Прометеев огонь! Мало того, что терпи, еще люби
эту грусть и уважай сомнения и вопросы: они - переполненный избыток,
роскошь жизни и являются больше на вершинах счастья, когда нет грубых
желаний; они не родятся среди жизни обыденной: там не до того, где горе и
нужда; толпы идут и не знают этого тумана сомнений, тоски вопросов... Но
кто встретился с ними своевременно, для того они не молот, а милые гости.
- Но с ними не справишься: они дают тоску и равнодушие... почти ко
всему... - нерешительно прибавила она.
- А надолго ли? Потом освежают жизнь, - говорил он. - Они приводят к
бездне, от которой не допросишься ничего, и с большей любовью заставляют
опять глядеть на жизнь... Они вызывают на борьбу с собой уже испытанные
силы, как будто затем, чтоб не давать им уснуть...
- Мучиться каким-то туманом, призраками! - жаловалась она. - Все
светло, а тут вдруг ложится на жизнь какая-то зловещая тень! Ужели нет
средств?
- Как
Он шел. все думая.
- Да ну! - говорила она, тряся его за руку.
- Может быть, это избыток воображения: ты слишком жива... а может
быть, ты созрела до той поры... - вполголоса докончил он почти про себя.
- Говори, пожалуйста, вслух, Андрей! Терпеть не могу, когда ты ворчишь
про себя! - жаловалась она. - Я насказала ему глупостей, а он повесил
голову и шепчет что-то под нос! Мне даже страшно с тобой, здесь, в
темноте...
- Что сказать - я не знаю... "грусть находит, какие-то вопросы
тревожат": что из этого поймешь? Мы поговорим опять об этом и посмотрим:
кажется, надо опять купаться в море...
- Ты сказал про себя: "Если же... может быть... созрела": что у тебя
за мысль была? - спрашивала она.
- Я думал... - говорил он медленно, задумчиво высказываясь и сам не
доверяя своей мысли, как будто тоже стыдясь своей речи, - вот видишь ли...
бывают минуты... то есть я хочу сказать, если это не признак какого-нибудь
расстройства, если ты совершенно здорова, то, может быть, ты созрела,
подошла к той поре, когда остановился рост жизни... когда загадок нет, она
открылась вся...
- Ты, кажется, хочешь сказать, что я состарилась? - живо перебила она.
- Не смей! - Она даже погрозила ему. - Я еще молода, сильна... - прибавила
она выпрямляясь.
Он засмеялся.
- Не бойся, - сказал он, - ты, кажется, не располагаешь состариться
никогда! Нет, это не то... в старости силы падают и перестают бороться с
жизнью. Нет, твоя грусть, томление - если это только то, что я думаю, -
скорее признак силы... Поиски живого, раздраженного ума порываются иногда
за житейские грани, не находят, конечно, ответов, и является грусть...
временное недовольство жизнью... Это грусть души, вопрошающей жизнь о ее
тайне... Может быть, и с тобой то же... Если это так - это не глупости.
Она вздохнула, но, кажется, больше от радости, что опасения ее
кончились и она не падает в глазах мужа, а напротив...
- Но ведь я счастлива; ум у меня не празден; я не мечтаю; жизнь моя
разнообразна - чего же еще? К чему эти вопросы? - говорила она. - Это
болезнь, гнет!
Да, пожалуй, гнет для темного, слабого ума, не подготовленного к нему.
Эта грусть и, вопросы, может быть, многих свели с ума; иным они являются
как безобразные видения, как бред ума...
- Счастье льется через край, так хочется жить... а тут вдруг
примешивается какая-то горечь...
- А! Это расплата за Прометеев огонь! Мало того, что терпи, еще люби
эту грусть и уважай сомнения и вопросы: они - переполненный избыток,
роскошь жизни и являются больше на вершинах счастья, когда нет грубых
желаний; они не родятся среди жизни обыденной: там не до того, где горе и
нужда; толпы идут и не знают этого тумана сомнений, тоски вопросов... Но
кто встретился с ними своевременно, для того они не молот, а милые гости.
- Но с ними не справишься: они дают тоску и равнодушие... почти ко
всему... - нерешительно прибавила она.
- А надолго ли? Потом освежают жизнь, - говорил он. - Они приводят к
бездне, от которой не допросишься ничего, и с большей любовью заставляют
опять глядеть на жизнь... Они вызывают на борьбу с собой уже испытанные
силы, как будто затем, чтоб не давать им уснуть...
- Мучиться каким-то туманом, призраками! - жаловалась она. - Все
светло, а тут вдруг ложится на жизнь какая-то зловещая тень! Ужели нет
средств?
- Как