а, - сказал он, стараясь освободить шею от кольца ее
рук, - прежде надо...
- Нет, скажи: да, обещай, я не отстану!
- Пожалуй, - отвечал он, - но только не в первый, а во второй раз: я
знаю, что с тобой будет, если он...
- Не говори, не говори!.. - перебила она. - Да, ты возьмешь меня:
вдвоем мы сделаем все. Один ты не сумеешь, не захочешь!
- Пусть так; но ты расстроишься и, может быть, надолго, - сказал он,
не совсем довольный, что Ольга вынудила у него согласие.
- Помни же, - заключила она, садясь на свое место, - что ты
отступишься только тогда, когда "откроется бездна или встанет стена между
ним и тобой". Я не забуду этих слов.
IX
Мир и тишина покоятся над Выборгской стороной, над ее немощеными
улицами, деревянными тротуарами, над тощими садами, над заросшими крапивой
канавами, где под забором какая-нибудь коза, с оборванной веревкой на шее,
прилежно щиплет траву или дремлет тупо, да в полдень простучат щегольские,
высокие каблуки прошедшего по тротуару писаря, зашевелится кисейная
занавеска в окошке и из-за ерани выглянет чиновница, или вдруг над забором,
в саду, мгновенно выскочит и в ту ж минуту спрячется свежее лицо девушки,
вслед за ним выскочит другое такое же лицо и также исчезнет, потом явится
опять первое и сменится вторым; раздается визг и хохот качающихся на
качелях девушек.
Все тихо в доме Пшеницыной. Войдешь на дворик и будешь охвачен живой
идиллией: куры и петухи засуетятся и побегут прятаться в углы; собака
начнет скакать на цепи, заливаясь лаем; Акулина перестанет доить корову, а
дворник остановится рубить дрова, и оба с любопытством посмотрят на
посетителя.
- Кого вам? - спросит он и, услыхав имя Ильи Ильича или хозяйки дома,
молча укажет крыльцо и примется опять рубить дрова, а посетитель по чистой,
усыпанной песком тропинке пойдет к крыльцу, на ступеньках которого постлан
простой, чистый коврик, дернет за медную, ярко вычищенную ручку
колокольчика, и дверь отворит Анисья, дети, иногда сама хозяйка или Захар -
Захар после всех.
Все в доме Пшеницыной дышало таким обилием и полнотой хозяйства, какой
не бывало и прежде, когда Агафья Матвеевна жила одним домом с братцем.
Кухня, чуланы, буфет - все было установлено поставцами с посудой,
большими и небольшими, круглыми и овальными блюдами, соусниками, чашками,
грудами тарелок, горшками чугунными, медными и глиняными.
В шкафах разложено было и свое, давным-давно выкупленное и никогда не
закладываемое теперь серебро и серебро Обломова.
Целые ряды огромных, пузатых и миньятюрных чайников и несколько рядов
фарфоровых чашек, простых, с живописью, с позолотой, с девизами, с
пылающими сердцами, с китайцами. Большие стеклянные банки с кофе, корицей,
ванилью, хрустальные чайницы, садки с маслом, с уксусом.
Потом целые полки загромождены были пачками, склянками, коробочками с
домашними лекарствами, с травами, примочками, пластырями, спиртами,
камфарой, с порошками, с куреньями; тут же было мыло, снадобья для чищенья
кружев, выведения пятен и прочее, и прочее - все, что найдешь в любом доме
всякой провинции, у всякой домовитой хозяйки.
Когда Агафья Матвеевна внезапно отворит дверь шкафа, исполненного всех
этих принадлежностей, то сама не устоит против букета всех наркотических
запахов и на первых порах на минуту отворотит лицо в сторону.
В кладовой к потолку привешены были окорока, чтоб не
рук, - прежде надо...
- Нет, скажи: да, обещай, я не отстану!
- Пожалуй, - отвечал он, - но только не в первый, а во второй раз: я
знаю, что с тобой будет, если он...
- Не говори, не говори!.. - перебила она. - Да, ты возьмешь меня:
вдвоем мы сделаем все. Один ты не сумеешь, не захочешь!
- Пусть так; но ты расстроишься и, может быть, надолго, - сказал он,
не совсем довольный, что Ольга вынудила у него согласие.
- Помни же, - заключила она, садясь на свое место, - что ты
отступишься только тогда, когда "откроется бездна или встанет стена между
ним и тобой". Я не забуду этих слов.
IX
Мир и тишина покоятся над Выборгской стороной, над ее немощеными
улицами, деревянными тротуарами, над тощими садами, над заросшими крапивой
канавами, где под забором какая-нибудь коза, с оборванной веревкой на шее,
прилежно щиплет траву или дремлет тупо, да в полдень простучат щегольские,
высокие каблуки прошедшего по тротуару писаря, зашевелится кисейная
занавеска в окошке и из-за ерани выглянет чиновница, или вдруг над забором,
в саду, мгновенно выскочит и в ту ж минуту спрячется свежее лицо девушки,
вслед за ним выскочит другое такое же лицо и также исчезнет, потом явится
опять первое и сменится вторым; раздается визг и хохот качающихся на
качелях девушек.
Все тихо в доме Пшеницыной. Войдешь на дворик и будешь охвачен живой
идиллией: куры и петухи засуетятся и побегут прятаться в углы; собака
начнет скакать на цепи, заливаясь лаем; Акулина перестанет доить корову, а
дворник остановится рубить дрова, и оба с любопытством посмотрят на
посетителя.
- Кого вам? - спросит он и, услыхав имя Ильи Ильича или хозяйки дома,
молча укажет крыльцо и примется опять рубить дрова, а посетитель по чистой,
усыпанной песком тропинке пойдет к крыльцу, на ступеньках которого постлан
простой, чистый коврик, дернет за медную, ярко вычищенную ручку
колокольчика, и дверь отворит Анисья, дети, иногда сама хозяйка или Захар -
Захар после всех.
Все в доме Пшеницыной дышало таким обилием и полнотой хозяйства, какой
не бывало и прежде, когда Агафья Матвеевна жила одним домом с братцем.
Кухня, чуланы, буфет - все было установлено поставцами с посудой,
большими и небольшими, круглыми и овальными блюдами, соусниками, чашками,
грудами тарелок, горшками чугунными, медными и глиняными.
В шкафах разложено было и свое, давным-давно выкупленное и никогда не
закладываемое теперь серебро и серебро Обломова.
Целые ряды огромных, пузатых и миньятюрных чайников и несколько рядов
фарфоровых чашек, простых, с живописью, с позолотой, с девизами, с
пылающими сердцами, с китайцами. Большие стеклянные банки с кофе, корицей,
ванилью, хрустальные чайницы, садки с маслом, с уксусом.
Потом целые полки загромождены были пачками, склянками, коробочками с
домашними лекарствами, с травами, примочками, пластырями, спиртами,
камфарой, с порошками, с куреньями; тут же было мыло, снадобья для чищенья
кружев, выведения пятен и прочее, и прочее - все, что найдешь в любом доме
всякой провинции, у всякой домовитой хозяйки.
Когда Агафья Матвеевна внезапно отворит дверь шкафа, исполненного всех
этих принадлежностей, то сама не устоит против букета всех наркотических
запахов и на первых порах на минуту отворотит лицо в сторону.
В кладовой к потолку привешены были окорока, чтоб не