Скачать книгу - Pasternak

Интеллектуальные триллер и православный боевик с элементами достоевщины и тарантиновщины. Михаил Елизаров – автор романов «Земля», «Библиотекарь» (премия «Русский Букер») и «Мультики» (шорт?лист премии «Национальный бестселлер»), сборников рассказов «Ногти» (шорт?лист премии Андрея Белого), «Мы вышли покурить на 17 лет» (приз читательского голосования премии «НОС»). Роман «Pasternak» состоит из битв и философских диспутов, его называют интеллектуальным триллером, православным боевиком с элементами достоевщины и тарантиновщины. Поэт Пастернак предстаёт здесь гигантским демоном, порождением зла, захватывающим умы русской интеллигенции, а борьба с ним ведётся не словом, но оружием. «Льнов видит косо воткнутый в землю электростолб. Провода, точно стальные тросы, удерживают его, этим он похож на крест соборного купола. На перекладине неподвижно сидит огромное существо. Оно распахивает рваной формы крылья. Перепончатая их изнанка лунно?белёсого цвета и покрыта надписями. Гигантский конский череп ещё носит искажённые человеческие черты мёртвого поэта. Глаза его горят бледным гнилостным свечением. Чёрная слизь струится с крыльев, но не капает на землю, оставаясь внутри сущности, словно это не демоническая плоть сочится, а ветер колеблет мазутный шёлк мантии на птичьих плечах трупа. Льнов пытается прочесть надписи на крыльях, слышит голос священника: «Не читай дактиль на этих птерах!» © Михаил, Елизаров, 2020 © Мария Аккерман, эскиз иллютрации, 2020 © & ? ООО «Издательство АСТ», «Аудиокнига», 2020 Продюсер аудиозаписи: Татьяна Плюта

Epic and the Russian Novel from Gogol to Pasternak examines the origin of the nineteen- century Russian novel and challenges the Lukacs-Bakhtin theory of epic. By removing the Russian novel from its European context, the authors reveal that it developed as a means of reconnecting the narrative form with its origins in classical and Christian epic in a way that expressed the Russian desire to renew and restore ancient spirituality. Through this methodology, Griffiths and Rabinowitz dispute Bakhtin’s classification of epic as a monophonic and dead genre whose time has passed. Due to its grand themes and cultural centrality, the epic is the form most suited to newcomers or cultural outsiders seeking legitimacy through appropriation of the past. Through readings of Gogol’s Dead Souls—a uniquely problematic work, and one which Bakhtin argued was novelistic rather than epic—Dostoevsky’s Brothers Karamazov, Pasternak’s Dr. Zhivago, and Tolstoy’s War and Peace, this book redefines “epic” and how we understand the sweep of Russian literature as a whole.