шум, и дверь в нее оказалась
отпертою. В коридоре стоял незнакомый лакей в ливрее. Петр Ипполитович и
жена его, оба чем-то перепуганные, находились тоже в коридоре и чего-то
ждали. Дверь к князю была отворена, и там раздавался громовый голос, который
я тотчас признал, - голос Бьоринга. Я не успел еще шагнуть двух шагов, как
вдруг увидал, что князя, заплаканного, трепещущего, выводили в коридор
Бьоринг и спутник его, барон Р., - тот самый, который являлся к Версилову
для переговоров. Князь рыдал в голос, обнимал и целовал Бьоринга. Кричал же
Бьоринг на Анну Андреевну, которая вышла было тоже в коридор за князем; он
ей грозил и, кажется, топал ногами - одним словом, сказался грубый
солдат-немец, несмотря на весь "свой высший свет". Потом обнаружилось, что
ему почему-то взбрело тогда в голову, что уж Анна Андреевна виновата в
чем-то даже уголовном и теперь несомненно должна отвечать за свой поступок
даже перед судом. По незнанию дела, он его преувеличил, как бывает со
многими, а потому уже стал считать себя вправе быть в высшей степени
бесцеремонным. Главное, он не успел еще вникнуть: известили его обо всем
анонимно, как оказалось после (и об чем я упомяну потом), и он налетел еще в
том состоянии взбесившегося господина, в котором даже и остроумнейшие люди
этой национальности готовы иногда драться, как сапожники. Анна Андреевна
встретила весь этот наскок в высшей степени с достоинством, но я не застал
того. Я видел только, что, выведя старика в коридор, Бьоринг вдруг оставил
его на руках барона Р. и, стремительно обернувшись к Анне Андреевне,
прокричал ей, вероятно отвечая на какое-нибудь ее замечание:
- Вы - интриганка! Вам нужны его деньги! С этой минуты вы опозорили
себя в обществе и будете отвечать перед судом!..
- Это вы эксплуатируете несчастного больного и довели его до безумия...
а кричите на меня потому, что я - женщина и меня некому защитить...
- Ах да! вы - невеста его, невеста! - злобно и неистово захохотал
Бьоринг.
- Барон, барон... Chиre enfant, je vous aime, - проплакнул князь,
простирая руки к Анне Андреевне.
- Идите, князь, идите: против вас был заговор Ид может быть, даже на
жизнь вашу! - прокричал Бьоринг.
- Oui, oui, je comprends, j'ai compris au commencement...
- Князь, - возвысила было голос Анна Андреевна, - вы меня оскорбляете и
допускаете меня оскорблять!
- Прочь! - крикнул вдруг на нее Бьоринг. Этого я не мог снести.
- Мерзавец! - завопил я на него. - Анна Андреевна, я - ваш защитник!
Тут я подробно не стану и не могу описывать. Сцена вышла ужасная и
низкая, а я вдруг как бы потерял рассудок. Кажется, я подскочил и ударил
его, по крайней мере сильно толкнул. Он тоже ударил меня из всей силы по
голове, так что я упал на пол. Опомнившись, я пустился уже за ними на
лестницу; помню, что у меня из носу текла кровь. У подъезда их ждала карета,
и, пока князя сажали, я подбежал к карете и, несмотря на отталкивавшего меня
лакея, опять бросился на Бьоринга. Тут не помню, как очутилась полиция.
Бьоринг схватил меня за шиворот и грозно велел городовому отвести меня в
участок. Я кричал, что и он должен идти вместе, чтоб вместе составить акт, и
что меня не смеют взять, почти что с моей квартиры. Но так как дело было на
улице, а не в квартире, и так как я кричал, бранился и дрался, как пьяный, и
так как Б
отпертою. В коридоре стоял незнакомый лакей в ливрее. Петр Ипполитович и
жена его, оба чем-то перепуганные, находились тоже в коридоре и чего-то
ждали. Дверь к князю была отворена, и там раздавался громовый голос, который
я тотчас признал, - голос Бьоринга. Я не успел еще шагнуть двух шагов, как
вдруг увидал, что князя, заплаканного, трепещущего, выводили в коридор
Бьоринг и спутник его, барон Р., - тот самый, который являлся к Версилову
для переговоров. Князь рыдал в голос, обнимал и целовал Бьоринга. Кричал же
Бьоринг на Анну Андреевну, которая вышла было тоже в коридор за князем; он
ей грозил и, кажется, топал ногами - одним словом, сказался грубый
солдат-немец, несмотря на весь "свой высший свет". Потом обнаружилось, что
ему почему-то взбрело тогда в голову, что уж Анна Андреевна виновата в
чем-то даже уголовном и теперь несомненно должна отвечать за свой поступок
даже перед судом. По незнанию дела, он его преувеличил, как бывает со
многими, а потому уже стал считать себя вправе быть в высшей степени
бесцеремонным. Главное, он не успел еще вникнуть: известили его обо всем
анонимно, как оказалось после (и об чем я упомяну потом), и он налетел еще в
том состоянии взбесившегося господина, в котором даже и остроумнейшие люди
этой национальности готовы иногда драться, как сапожники. Анна Андреевна
встретила весь этот наскок в высшей степени с достоинством, но я не застал
того. Я видел только, что, выведя старика в коридор, Бьоринг вдруг оставил
его на руках барона Р. и, стремительно обернувшись к Анне Андреевне,
прокричал ей, вероятно отвечая на какое-нибудь ее замечание:
- Вы - интриганка! Вам нужны его деньги! С этой минуты вы опозорили
себя в обществе и будете отвечать перед судом!..
- Это вы эксплуатируете несчастного больного и довели его до безумия...
а кричите на меня потому, что я - женщина и меня некому защитить...
- Ах да! вы - невеста его, невеста! - злобно и неистово захохотал
Бьоринг.
- Барон, барон... Chиre enfant, je vous aime, - проплакнул князь,
простирая руки к Анне Андреевне.
- Идите, князь, идите: против вас был заговор Ид может быть, даже на
жизнь вашу! - прокричал Бьоринг.
- Oui, oui, je comprends, j'ai compris au commencement...
- Князь, - возвысила было голос Анна Андреевна, - вы меня оскорбляете и
допускаете меня оскорблять!
- Прочь! - крикнул вдруг на нее Бьоринг. Этого я не мог снести.
- Мерзавец! - завопил я на него. - Анна Андреевна, я - ваш защитник!
Тут я подробно не стану и не могу описывать. Сцена вышла ужасная и
низкая, а я вдруг как бы потерял рассудок. Кажется, я подскочил и ударил
его, по крайней мере сильно толкнул. Он тоже ударил меня из всей силы по
голове, так что я упал на пол. Опомнившись, я пустился уже за ними на
лестницу; помню, что у меня из носу текла кровь. У подъезда их ждала карета,
и, пока князя сажали, я подбежал к карете и, несмотря на отталкивавшего меня
лакея, опять бросился на Бьоринга. Тут не помню, как очутилась полиция.
Бьоринг схватил меня за шиворот и грозно велел городовому отвести меня в
участок. Я кричал, что и он должен идти вместе, чтоб вместе составить акт, и
что меня не смеют взять, почти что с моей квартиры. Но так как дело было на
улице, а не в квартире, и так как я кричал, бранился и дрался, как пьяный, и
так как Б