блика и склада,
Я дружбой был, как выстрелом, разбужен.
Бог Нахтигаль, дай мне судьбу Пилада
Иль вырви мне язык - он мне не нужен.
Бог Нахтигаль, меня еще вербуют
Для новых чум, для семилетних боен.
Звук сузился. Слова шипят, бунтуют,
Но ты живешь, и я с тобой спокоен.
8-12 августа 1932
62
***
Друг Ариоста, друг Петрарки, Тассо друг -
Язык бессмысленный, язык солено-сладкий
И звуков стакнутых прелестные двойчатки, -
Боюсь раскрыть ножом двустворчатый жемчуг!
Старый Крым, май 1933
***
Не искушай чужих наречий, но постарайся их забыть -
Bедь все равно ты не сумеешь стекла зубами укусить!
Bедь умирающее тело и мыслящий бессмертный рот
В последний раз перед разлукой чужое имя не спасет.
О, как мучительно дается чужого клекота почет -
За беззаконные восторги лихая плата стережет.
Что если Ариост и Тассо, обворожающие нас,
Чудовища с лазурным мозгом и чешуей из влажных глаз.
И в наказанье за гордыню, неисправимый звуколюб,
Получишь уксусную губку ты для изменнических губ.
май 1933, Старый Крым
***
Холодная весна. Голодный Старый Крым,
Как был при Врангеле - такой же виноватый.
Овчарки на дворах, на рубищах заплаты,
Такой же серенький, кусающийся дым.
Все так же хороша рассеянная даль,
Деревья, почками набухшие на малость,
Стоят как пришлые, и вызывает жалость
Bчерашней глупостью украшенный миндаль.
Природа своего не узнает лица,
А тени страшные - Украины, Кубани...
Как в туфлях войлочных голодные крестьяне
Калитку стерегут, не трогая кольца.
Июнь 1933, Старый Крым
63
***
Квартира тиха, как бумага -
Пустая без всяких затей -
И слышно, как булькает влага
По трубам внутри батарей.
Имущество в полном порядке,
Лягушкой застыл телефон,
Видавшие виды манатки
На улицу просятся вон.
А стены проклятые тонки,
И некуда больше бежать -
А я как дурак на гребенке
Обязан кому-то играть...
Пайковые книги читаю,
Пеньковые речи ловлю,
И грозные баюшки-баю
Кулацкому баю пою.
Какой-нибудь изобразитель,
Чесатель колхозного льна,
Чернила и крови смеситель
Достоин такого рожна.
Какой-нибудь честный предатель,
Проваренный в чистках, как соль,
Жены и детей содержатель -
Такую ухлопает моль...
Давай же с тобой, как на плахе,
За семьдесят лет, начинать -
Тебе, старику и неряхе,
Пора сапогами стучать.
И вместо ключа Ипокрены
Домашнего страха струя
Ворвется в халтурные стены
Московского злого жилья.
Ноябрь 1933
Bосьмистишия
************
1.
Люблю появление ткани,
Когда после двух или трех,
А то четырех задыханий
Придет выпрямительный вздох -
И дугами парусных гонок
Открытые формы чертя,
64
Играет пространство спросонок -
Не знавшее люльки дитя.
ноябрь 1933, Москва
июль 1935, Воронеж
2.
Люблю появление ткани,
Когда после двух или трех,
А то четырех задыханий
Придет выпрямительный вздох -
И так хорошо мне и тяжко,
Когда приближается миг -
И вдруг дуговая растяжка
Звучит в бормотаньях моих.
ноябрь 1933, Москва
3.
О, бабочка, о, мусульманка,
В разрезанном саване вся -
Жизненочка и умиранка,
Такая большая, сия!
С большими усами кусава
Ушла с головою в бурнус.
О, флагом развернутый саван,-
Сложи свои крылья - боюсь!
ноябрь 1933, Москва
4.
Ш
Я дружбой был, как выстрелом, разбужен.
Бог Нахтигаль, дай мне судьбу Пилада
Иль вырви мне язык - он мне не нужен.
Бог Нахтигаль, меня еще вербуют
Для новых чум, для семилетних боен.
Звук сузился. Слова шипят, бунтуют,
Но ты живешь, и я с тобой спокоен.
8-12 августа 1932
62
***
Друг Ариоста, друг Петрарки, Тассо друг -
Язык бессмысленный, язык солено-сладкий
И звуков стакнутых прелестные двойчатки, -
Боюсь раскрыть ножом двустворчатый жемчуг!
Старый Крым, май 1933
***
Не искушай чужих наречий, но постарайся их забыть -
Bедь все равно ты не сумеешь стекла зубами укусить!
Bедь умирающее тело и мыслящий бессмертный рот
В последний раз перед разлукой чужое имя не спасет.
О, как мучительно дается чужого клекота почет -
За беззаконные восторги лихая плата стережет.
Что если Ариост и Тассо, обворожающие нас,
Чудовища с лазурным мозгом и чешуей из влажных глаз.
И в наказанье за гордыню, неисправимый звуколюб,
Получишь уксусную губку ты для изменнических губ.
май 1933, Старый Крым
***
Холодная весна. Голодный Старый Крым,
Как был при Врангеле - такой же виноватый.
Овчарки на дворах, на рубищах заплаты,
Такой же серенький, кусающийся дым.
Все так же хороша рассеянная даль,
Деревья, почками набухшие на малость,
Стоят как пришлые, и вызывает жалость
Bчерашней глупостью украшенный миндаль.
Природа своего не узнает лица,
А тени страшные - Украины, Кубани...
Как в туфлях войлочных голодные крестьяне
Калитку стерегут, не трогая кольца.
Июнь 1933, Старый Крым
63
***
Квартира тиха, как бумага -
Пустая без всяких затей -
И слышно, как булькает влага
По трубам внутри батарей.
Имущество в полном порядке,
Лягушкой застыл телефон,
Видавшие виды манатки
На улицу просятся вон.
А стены проклятые тонки,
И некуда больше бежать -
А я как дурак на гребенке
Обязан кому-то играть...
Пайковые книги читаю,
Пеньковые речи ловлю,
И грозные баюшки-баю
Кулацкому баю пою.
Какой-нибудь изобразитель,
Чесатель колхозного льна,
Чернила и крови смеситель
Достоин такого рожна.
Какой-нибудь честный предатель,
Проваренный в чистках, как соль,
Жены и детей содержатель -
Такую ухлопает моль...
Давай же с тобой, как на плахе,
За семьдесят лет, начинать -
Тебе, старику и неряхе,
Пора сапогами стучать.
И вместо ключа Ипокрены
Домашнего страха струя
Ворвется в халтурные стены
Московского злого жилья.
Ноябрь 1933
Bосьмистишия
************
1.
Люблю появление ткани,
Когда после двух или трех,
А то четырех задыханий
Придет выпрямительный вздох -
И дугами парусных гонок
Открытые формы чертя,
64
Играет пространство спросонок -
Не знавшее люльки дитя.
ноябрь 1933, Москва
июль 1935, Воронеж
2.
Люблю появление ткани,
Когда после двух или трех,
А то четырех задыханий
Придет выпрямительный вздох -
И так хорошо мне и тяжко,
Когда приближается миг -
И вдруг дуговая растяжка
Звучит в бормотаньях моих.
ноябрь 1933, Москва
3.
О, бабочка, о, мусульманка,
В разрезанном саване вся -
Жизненочка и умиранка,
Такая большая, сия!
С большими усами кусава
Ушла с головою в бурнус.
О, флагом развернутый саван,-
Сложи свои крылья - боюсь!
ноябрь 1933, Москва
4.
Ш