и... ну и молоды; но вот в чем я совершенно уверен: если уж вы дали
мне слово, что никому не расскажете, то уж, наверно, его сдержите. Вы не
Обноскин - это первое. Во-вторых, вы честны и не воспользуетесь моей
идеей для себя, разумеется, кроме того случая, если захотите вступить со
мной в дружелюбную сделку. В таком случае я, может быть, и согласен буду
уступить вам мою идею, то есть Татьяну Ивановну, и готов ревностно помо-
гать в похищении, но с условием: через месяц после свадьбы получить от
вас пятьдесят тысяч ассигнациями, в чем, разумеется, вы мне заранее дали
бы обеспечение в виде заемного письма, без процентов.
- Как? - вскричал я, - так вы ее уж и мне предлагаете?
- Натурально, я могу уступить, если надумаетесь, захотите. Я, конеч-
но, теряю, но... идея принадлежит мне, а ведь за идеи берут же деньги.
В-третьих, наконец, я потому вас пригласил, что не из кого и выбирать. А
долго медлить, взяв в соображение здешние обстоятельства, невозможно. К
тому же скоро успенский пост, и венчать не станут. Надеюсь, вы теперь
вполне меня понимаете?
- Совершенно, и еще раз обязуюсь сохранить вашу тайну в полной непри-
косновенности; но товарищем вашим в этом деле я быть не могу, о чем и
считаю долгом объявить вам немедленно.
- Почему же?
- Как почему ж? - вскричал я, давая наконец волю накопившимся во мне
чувствам. - Да неужели вы не понимаете, что такой поступок даже неблаго-
роден? Положим, вы рассчитываете совершенно верно, основываясь на слабо-
умии и на несчастной мании этой девицы; но ведь уж это одно и должно бы-
ло бы удержать вас, как благородного человека! Сами же вы говорите, что
она достойна уважения, несмотря на то что смешна. И вдруг вы пользуетесь
ее несчастьем, чтоб вытянуть от нее сто тысяч! Вы, конечно, не будете ее
настоящим мужем, исполняющим свои обязанности: вы непременно ее покине-
те... Это так неблагородно, что, извините меня, я даже не понимаю, как
вы решились просить меня в ваши сотрудники!
- Фу ты, боже мой, какой романтизм! - вскричал Мизинчиков, глядя на
меня с неподдельным удивлением. - Впрочем, тут даже и не романтизм, а вы
просто, кажется, не понимаете, в чем дело. Вы говорите, что это неблаго-
родно, а между тем все выгоды не на моей, а на ее стороне... Рассудите
только!
- Конечно, если смотреть с вашей точки зрения, то, пожалуй, выйдет,
что вы сделаете самое великодушное дело, женясь на Татьяне Ивановне, -
отвечал я с саркастическою улыбкою.
- А то как же? именно так, именно самое великодушное дело! - вскричал
Мизинчиков, разгорячаясь в свою очередь. - Рассудите только: во-первых,
я жертвую собой и соглашаюсь быть ее мужем, - ведь это же стоит чего-ни-
будь? Во-вторых, несмотря на то что у ней есть верных тысяч сто сереб-
ром, несмотря на это, я беру только сто тысяч ассигнациями и уже дал се-
бе слово не брать у ней ни копейки больше во всю мою жизнь, хотя бы и
мог, - это опять чего-нибудь стоит! Наконец, вникните: ну, может ли она
прожить свою жизнь спокойно? Чтоб ей спокойно прожить, нужно отобрать у
ней деньги и посадить ее в сумасшедший дом, потому что каждую минуту на-
до ожидать, что к ней подвернется какой-нибудь бездельник, прощелыга,
спекулянт, с эспаньолкой и с усиками, с гитарой и с серенадами, вроде
Обноскина, который сманит ее, женится на ней, оберет ее дочиста и потом
бросит где-нибудь на большой дороге. Вот здесь, например, и честнейший
дом, а ведь
мне слово, что никому не расскажете, то уж, наверно, его сдержите. Вы не
Обноскин - это первое. Во-вторых, вы честны и не воспользуетесь моей
идеей для себя, разумеется, кроме того случая, если захотите вступить со
мной в дружелюбную сделку. В таком случае я, может быть, и согласен буду
уступить вам мою идею, то есть Татьяну Ивановну, и готов ревностно помо-
гать в похищении, но с условием: через месяц после свадьбы получить от
вас пятьдесят тысяч ассигнациями, в чем, разумеется, вы мне заранее дали
бы обеспечение в виде заемного письма, без процентов.
- Как? - вскричал я, - так вы ее уж и мне предлагаете?
- Натурально, я могу уступить, если надумаетесь, захотите. Я, конеч-
но, теряю, но... идея принадлежит мне, а ведь за идеи берут же деньги.
В-третьих, наконец, я потому вас пригласил, что не из кого и выбирать. А
долго медлить, взяв в соображение здешние обстоятельства, невозможно. К
тому же скоро успенский пост, и венчать не станут. Надеюсь, вы теперь
вполне меня понимаете?
- Совершенно, и еще раз обязуюсь сохранить вашу тайну в полной непри-
косновенности; но товарищем вашим в этом деле я быть не могу, о чем и
считаю долгом объявить вам немедленно.
- Почему же?
- Как почему ж? - вскричал я, давая наконец волю накопившимся во мне
чувствам. - Да неужели вы не понимаете, что такой поступок даже неблаго-
роден? Положим, вы рассчитываете совершенно верно, основываясь на слабо-
умии и на несчастной мании этой девицы; но ведь уж это одно и должно бы-
ло бы удержать вас, как благородного человека! Сами же вы говорите, что
она достойна уважения, несмотря на то что смешна. И вдруг вы пользуетесь
ее несчастьем, чтоб вытянуть от нее сто тысяч! Вы, конечно, не будете ее
настоящим мужем, исполняющим свои обязанности: вы непременно ее покине-
те... Это так неблагородно, что, извините меня, я даже не понимаю, как
вы решились просить меня в ваши сотрудники!
- Фу ты, боже мой, какой романтизм! - вскричал Мизинчиков, глядя на
меня с неподдельным удивлением. - Впрочем, тут даже и не романтизм, а вы
просто, кажется, не понимаете, в чем дело. Вы говорите, что это неблаго-
родно, а между тем все выгоды не на моей, а на ее стороне... Рассудите
только!
- Конечно, если смотреть с вашей точки зрения, то, пожалуй, выйдет,
что вы сделаете самое великодушное дело, женясь на Татьяне Ивановне, -
отвечал я с саркастическою улыбкою.
- А то как же? именно так, именно самое великодушное дело! - вскричал
Мизинчиков, разгорячаясь в свою очередь. - Рассудите только: во-первых,
я жертвую собой и соглашаюсь быть ее мужем, - ведь это же стоит чего-ни-
будь? Во-вторых, несмотря на то что у ней есть верных тысяч сто сереб-
ром, несмотря на это, я беру только сто тысяч ассигнациями и уже дал се-
бе слово не брать у ней ни копейки больше во всю мою жизнь, хотя бы и
мог, - это опять чего-нибудь стоит! Наконец, вникните: ну, может ли она
прожить свою жизнь спокойно? Чтоб ей спокойно прожить, нужно отобрать у
ней деньги и посадить ее в сумасшедший дом, потому что каждую минуту на-
до ожидать, что к ней подвернется какой-нибудь бездельник, прощелыга,
спекулянт, с эспаньолкой и с усиками, с гитарой и с серенадами, вроде
Обноскина, который сманит ее, женится на ней, оберет ее дочиста и потом
бросит где-нибудь на большой дороге. Вот здесь, например, и честнейший
дом, а ведь