знаюсь, - отвечал я, съеживаясь, - не знаю, как и сказать. Дело
щекотливое... Конечно, я сохраню все в тайне; я не Обноскин; но ... ка-
жется, вам на меня надеяться нечего.
- Я вижу, - сказал Мизинчиков, вставая со стула, - что вам еще не на-
доели Фома Фомич и бабушка и что вы, хоть и любите вашего доброго, бла-
городного дядю, но еще недостаточно вникли, как его мучат. Вы же человек
новый ... Но терпение! Побудете завтра, посмотрите и к вечеру согласи-
тесь. Ведь иначе ваш дядюшка пропал - понимаете? Его непременно заставят
жениться. Не забудьте, что, может быть, завтра он сделает предложение.
Поздно будет; надо бы сегодня решиться!
- Право, я желаю вам всякого успеха, но помогать ... не знаю как-то
...
- Знаем! Ну, подождем до завтра, - решил Мизинчиков, улыбаясь насмеш-
ливо. - La nuit porte conseil. До свидания. Я приду к вам пораньше ут-
ром, а вы подумайте...
Он повернулся и вышел, что-то насвистывая.
Я вышел почти вслед за ним освежиться. Месяц еще не всходил; ночь бы-
ла темная, воздух теплый и удушливый. Листья на деревьях не шевелились.
Несмотря на страшную усталость, я хотел было походить, рассеяться, соб-
раться с мыслями, но не прошел и десяти шагов, как вдруг услышал голос
дяди. Он с кем-то всходил на крыльцо флигеля и говорил с чрезвычайным
одушевлением. Я тотчас же воротился и окликнул его. Дядя был с Видопля-
совым.
XI
КРАЙНЕЕ НЕДОУМЕНИЕ
- Дядяюшка! - сказал я, - наконец-то я вас дождался.
- Друг мой, я и сам-то рвался к тебе. Вот только кончу с Видоплясо-
вым, и тогда наговоримся досыта. Много надо тебе рассказать.
- Как, еще с Видоплясовым! Да бросьте вы его, дядюшка.
- Еще только каких-нибудь пять или десять минут, Сергей, и я совер-
шенно твой. Видишь: дело.
- Да он, верно, с глупостями, - проговорил я с досадою.
- Да что сказать тебе, друг мой? Ведь найдет же человек, когда лезть
с своими пустяками! Точно ты, брат Григорий, не мог уж и времени другого
найти для своих жалоб? Ну, что я для тебя сделаю? Пожалей хоть ты меня,
братец. Ведь я, так сказать, изнурен вами, съеден живьем, целиком! Мочи
моей нет с ними, Сергей!
И дядя махнул обеими руками с глубочайшей тоски.
- Да что за важное такое дело, что и оставить нельзя? А мне бы так
нужно, дядюшка...
- Эх, брат, уж и так кричат, что я о нравственности моих людей не за-
бочусь! Пожалуй, еще завтра пожалуется на меня, что я не выслушал, и
тогда...
И дядя опять махнул рукой.
- Ну, так кончайте же с ним поскорее! Пожалуй, и я помогу. Взойдемте
наверх. Что он такое? чего ему? - сказал я, когда мы вошли в комнаты.
- Да вот, видишь, друг мой, не нравится ему своя собственная фамилия,
переменить просит. Каково тебе это покажется?
- Фамилия? Как так?.. Ну, дядюшка, прежде чем я услышу, что он сам
скажет, позвольте вам сказать, что только у вас в доме могут совершаться
такие чудеса, - проговорил я, расставив руки от изумления.
- Эх, брат! эдак-то и я расставить руки умею, да толку-то мало! - с
досадою проговорил дядя. - Поди-ка, поговори-ка с ним сам, попробуй. Уж
он два месяца пристает ко мне...
- Неосновательная фамилия-с! - отозвался Видоплясов.
- Да почему ж неосновательная? - спросил я его с удивлением.
- Так-с. Изображает собою всякую гнусность-с.
- Да почему же гнусность? Да и как ее переменить? Кто переменяет фа-
милии?
щекотливое... Конечно, я сохраню все в тайне; я не Обноскин; но ... ка-
жется, вам на меня надеяться нечего.
- Я вижу, - сказал Мизинчиков, вставая со стула, - что вам еще не на-
доели Фома Фомич и бабушка и что вы, хоть и любите вашего доброго, бла-
городного дядю, но еще недостаточно вникли, как его мучат. Вы же человек
новый ... Но терпение! Побудете завтра, посмотрите и к вечеру согласи-
тесь. Ведь иначе ваш дядюшка пропал - понимаете? Его непременно заставят
жениться. Не забудьте, что, может быть, завтра он сделает предложение.
Поздно будет; надо бы сегодня решиться!
- Право, я желаю вам всякого успеха, но помогать ... не знаю как-то
...
- Знаем! Ну, подождем до завтра, - решил Мизинчиков, улыбаясь насмеш-
ливо. - La nuit porte conseil. До свидания. Я приду к вам пораньше ут-
ром, а вы подумайте...
Он повернулся и вышел, что-то насвистывая.
Я вышел почти вслед за ним освежиться. Месяц еще не всходил; ночь бы-
ла темная, воздух теплый и удушливый. Листья на деревьях не шевелились.
Несмотря на страшную усталость, я хотел было походить, рассеяться, соб-
раться с мыслями, но не прошел и десяти шагов, как вдруг услышал голос
дяди. Он с кем-то всходил на крыльцо флигеля и говорил с чрезвычайным
одушевлением. Я тотчас же воротился и окликнул его. Дядя был с Видопля-
совым.
XI
КРАЙНЕЕ НЕДОУМЕНИЕ
- Дядяюшка! - сказал я, - наконец-то я вас дождался.
- Друг мой, я и сам-то рвался к тебе. Вот только кончу с Видоплясо-
вым, и тогда наговоримся досыта. Много надо тебе рассказать.
- Как, еще с Видоплясовым! Да бросьте вы его, дядюшка.
- Еще только каких-нибудь пять или десять минут, Сергей, и я совер-
шенно твой. Видишь: дело.
- Да он, верно, с глупостями, - проговорил я с досадою.
- Да что сказать тебе, друг мой? Ведь найдет же человек, когда лезть
с своими пустяками! Точно ты, брат Григорий, не мог уж и времени другого
найти для своих жалоб? Ну, что я для тебя сделаю? Пожалей хоть ты меня,
братец. Ведь я, так сказать, изнурен вами, съеден живьем, целиком! Мочи
моей нет с ними, Сергей!
И дядя махнул обеими руками с глубочайшей тоски.
- Да что за важное такое дело, что и оставить нельзя? А мне бы так
нужно, дядюшка...
- Эх, брат, уж и так кричат, что я о нравственности моих людей не за-
бочусь! Пожалуй, еще завтра пожалуется на меня, что я не выслушал, и
тогда...
И дядя опять махнул рукой.
- Ну, так кончайте же с ним поскорее! Пожалуй, и я помогу. Взойдемте
наверх. Что он такое? чего ему? - сказал я, когда мы вошли в комнаты.
- Да вот, видишь, друг мой, не нравится ему своя собственная фамилия,
переменить просит. Каково тебе это покажется?
- Фамилия? Как так?.. Ну, дядюшка, прежде чем я услышу, что он сам
скажет, позвольте вам сказать, что только у вас в доме могут совершаться
такие чудеса, - проговорил я, расставив руки от изумления.
- Эх, брат! эдак-то и я расставить руки умею, да толку-то мало! - с
досадою проговорил дядя. - Поди-ка, поговори-ка с ним сам, попробуй. Уж
он два месяца пристает ко мне...
- Неосновательная фамилия-с! - отозвался Видоплясов.
- Да почему ж неосновательная? - спросил я его с удивлением.
- Так-с. Изображает собою всякую гнусность-с.
- Да почему же гнусность? Да и как ее переменить? Кто переменяет фа-
милии?