желает иметь то, чего не заслуживает,
так и Дмитрий Ерофеич любил, чтобы ему верили. Давно он обрел в этом вкус
и изрек правило:
"Не смотри, не гляди, дураком назовись да на меня положись, я тогда
тебе все в аккурат исполню, за сотню полтысячного коня дам".
И точно, это так и бывало, Дмитрий Ерофеич имел на этот счет свой point
d'honneur [свое понимание чести (франц.)], своего рода железную волю. Но
как на это пустились довольно многие, то Дмитрию Ерофеичу это стало очень
невыгодно - и он давно хотел отбиться от этой докуки доверия. Долго он
никак не мог на это решиться, но когда бог послал ему Пекторалиса, Дмитрий
Ерофеич напустил на себя смелость. Чуть Гуго заговорил с ним о своей
надобности иметь лошадь и попросил дать ему коня на совесть, Дмитрий
Ерофеич отвечал ему:
"И, матинька, какая нынче совесть!.. коней у меня много, смотри и
выбирай любого, какого знаешь, - а что такое за совесть!"
"О, ничего, Дмитрий Ерофеич, я вам верю, я на вас полагаюсь".
"А мой тебе совет - никому, матинька, и-не верь и ни на кого не
полагайся; что такое на людей полагаться? Что, ты сам дурак, что ли, какой
вырос?"
"Ну, уже воля ваша, а я это так решил, вот вам сто рублей, и дайте мне
за них лошадь. Не можете же вы мне в этом отказать".
"Да что отказать-то? Сто рублей, разумеется, деньги - и отчего их не
взять, а только мне неприятно, что ты жалеть будешь".
"Не пожалею".
"Ну, как не пожалеть! Тоже ведь у тебя не шальные деньги, а трудовой
грош, жаль станет, как я дрянную лошадь дам, - будешь жаловаться".
"Не буду я жаловаться".
"Это ты только так говоришь, а то где не жаловаться? Обидно покажется,
пожалуешься".
"Ручаюсь вам, что никогда никому не пожалуюсь".
"А побожись!"
"У нас, Дмитрий Ерофеич, не божатся".
"Ну вот видишь, еще и не божатся. Как же тут верить?"
"Моей железной воле поверьте".
"Ну, быть по-твоему, - порешил Дмитрий Ерофеич и, угощая Пекторалиса
ужином, позвал конюха и говорит: - Запрягите-ка Гуге Карловичу в саночках
Окрысу".
"Окрысу, Дмитрий Ерофеич?" - удивился конюх.
"Да, Окрысу".
"То есть так ее самую и запречь?"
"Тпфу, да что ты, дурак, переспрашиваешь? Сказано запречь - и запряги.
- И, отворотясь с улыбкою от конюха, он молвил Пекторалису: - Славного,
брат, тебе зверя даю, кобылица молодая, рослая, статей превосходных и
золотой масти. Чудная масть, на заглядение. Уверен, что век будешь
помнить".
"Благодарю, благодарю", - говорил Пекторалис.
"Ну, поблагодаришь-то после, как наездишься; а только если что не
по-твоему в ней выйдет, так смотри помни уговор: не ругайся, не пожалуйся,
потому что я твоего вкуса не знаю, чего ты желал".
"Никогда никому не пожалуюсь, я уже вам это сказал, положитесь на мою
железную волю".
"Ну, молодец, если так, а у меня, брат, вот воли-то совсем нет. Много
раз я решался, дай стану со всеми честно поступать, но все никак не
выдержу. Что ты будешь делать - и попу на духу после каюсь, да уже не
воротишь. А у вас, у лютеран (*8), ведь совсем и не каются?"
"У нас богу каются".
"Ишь какая воля: и не божатся и не каются! Да, впрочем, у вас и попов
нет и святых нет; ну, да вам их и взять негде, все святые-то русские.
Прощай, матинька, садись да поезжай, а я пойду помолюсь да спать лягу".
И они расстались.
Пекторалис знал Дмитрия Ерофеича за шутника и был уверен, что все э
так и Дмитрий Ерофеич любил, чтобы ему верили. Давно он обрел в этом вкус
и изрек правило:
"Не смотри, не гляди, дураком назовись да на меня положись, я тогда
тебе все в аккурат исполню, за сотню полтысячного коня дам".
И точно, это так и бывало, Дмитрий Ерофеич имел на этот счет свой point
d'honneur [свое понимание чести (франц.)], своего рода железную волю. Но
как на это пустились довольно многие, то Дмитрию Ерофеичу это стало очень
невыгодно - и он давно хотел отбиться от этой докуки доверия. Долго он
никак не мог на это решиться, но когда бог послал ему Пекторалиса, Дмитрий
Ерофеич напустил на себя смелость. Чуть Гуго заговорил с ним о своей
надобности иметь лошадь и попросил дать ему коня на совесть, Дмитрий
Ерофеич отвечал ему:
"И, матинька, какая нынче совесть!.. коней у меня много, смотри и
выбирай любого, какого знаешь, - а что такое за совесть!"
"О, ничего, Дмитрий Ерофеич, я вам верю, я на вас полагаюсь".
"А мой тебе совет - никому, матинька, и-не верь и ни на кого не
полагайся; что такое на людей полагаться? Что, ты сам дурак, что ли, какой
вырос?"
"Ну, уже воля ваша, а я это так решил, вот вам сто рублей, и дайте мне
за них лошадь. Не можете же вы мне в этом отказать".
"Да что отказать-то? Сто рублей, разумеется, деньги - и отчего их не
взять, а только мне неприятно, что ты жалеть будешь".
"Не пожалею".
"Ну, как не пожалеть! Тоже ведь у тебя не шальные деньги, а трудовой
грош, жаль станет, как я дрянную лошадь дам, - будешь жаловаться".
"Не буду я жаловаться".
"Это ты только так говоришь, а то где не жаловаться? Обидно покажется,
пожалуешься".
"Ручаюсь вам, что никогда никому не пожалуюсь".
"А побожись!"
"У нас, Дмитрий Ерофеич, не божатся".
"Ну вот видишь, еще и не божатся. Как же тут верить?"
"Моей железной воле поверьте".
"Ну, быть по-твоему, - порешил Дмитрий Ерофеич и, угощая Пекторалиса
ужином, позвал конюха и говорит: - Запрягите-ка Гуге Карловичу в саночках
Окрысу".
"Окрысу, Дмитрий Ерофеич?" - удивился конюх.
"Да, Окрысу".
"То есть так ее самую и запречь?"
"Тпфу, да что ты, дурак, переспрашиваешь? Сказано запречь - и запряги.
- И, отворотясь с улыбкою от конюха, он молвил Пекторалису: - Славного,
брат, тебе зверя даю, кобылица молодая, рослая, статей превосходных и
золотой масти. Чудная масть, на заглядение. Уверен, что век будешь
помнить".
"Благодарю, благодарю", - говорил Пекторалис.
"Ну, поблагодаришь-то после, как наездишься; а только если что не
по-твоему в ней выйдет, так смотри помни уговор: не ругайся, не пожалуйся,
потому что я твоего вкуса не знаю, чего ты желал".
"Никогда никому не пожалуюсь, я уже вам это сказал, положитесь на мою
железную волю".
"Ну, молодец, если так, а у меня, брат, вот воли-то совсем нет. Много
раз я решался, дай стану со всеми честно поступать, но все никак не
выдержу. Что ты будешь делать - и попу на духу после каюсь, да уже не
воротишь. А у вас, у лютеран (*8), ведь совсем и не каются?"
"У нас богу каются".
"Ишь какая воля: и не божатся и не каются! Да, впрочем, у вас и попов
нет и святых нет; ну, да вам их и взять негде, все святые-то русские.
Прощай, матинька, садись да поезжай, а я пойду помолюсь да спать лягу".
И они расстались.
Пекторалис знал Дмитрия Ерофеича за шутника и был уверен, что все э