ообразил, что Пекторалис замышляет ему какое-то ужасно хитро рассчитанное
мщение, и, чтобы положить конец этой душевной тревоге, послал ему чудесную
лошадь рублей в триста и велел ему кланяться и просить извинения.
Пекторалис покраснел, но решительно велел отвести лошадь назад и вместо
ответа написал: "Мне стыдно за вас, у вас совсем нет воли".
И вот этот-то человек, проделавший перед нами такую бездну
экспериментов на своей железной воле, вдруг подвинулся к краю своих
желаний: новый год ему принес новую прибавку, которая с прежними его
сбережениями сразу перевалила за три тысячи талеров.
- Пекторалис поблагодарил хозяев и сейчас же стал собираться в
Германию, обещаясь через месяц возвратиться оттуда с женою.
Сборы его были невелики - и он отправился, а мы стали нетерпеливо ждать
его возвращения с супругою, которая, по всем нашим соображениям, должна
была представлять нечто особенное.
Но в каком роде?
"Непременно, братцы, в надувательном", - старался утверждать Дмитрий
Ерофеич.
10
- Мы недолго оставались без вестей от Пекторалиса: через месяц после
своего выезда он написал мне, что соединился браком, и называл свою жену
по-русски, Кларой Павловной; а еще через месяц он припожаловал к нам назад
с супругою, которую мы, признаться сказать, все очень нетерпеливо желали
видеть и потому рассматривали ее с несколько нескромным любопытством.
У нас в колонии, где каждому так известны были крупные и мелкие чудеса
Пекторалиса, существовало всеобщее убеждение, что и женитьба его
непременно должна быть в своем роде какое-нибудь замысловатое чудо.
Оно, как ниже увидим, так и было в действительности, но только на
первых порах мы ничего не могли понять.
Клара Павловна была немка как немка - большая, очень, по-видимому,
здоровая, хотя и с несколько геморроидальною краснотою в лице и одною
весьма странною замечательностью: вся левая сторона тела у нее была
гораздо массивнее, чем правая. Особенно это было заметно по ее несколько
вздутой левой щеке, на которой как будто был постоянный флюс, и по
оконечностям. И ее левая рука и левая нога были заметно больше, чем
соответствующие им правые.
Гуго сам обращал на это наше внимание и, казалось, даже был этим
доволен.
"Вот, - говорил он, - эта рука побольше, а эта рука поменьше. О, это
так не часто бывает".
Я тогда в первый раз видел эту странную игру природы и соболезновал,
что бедный Гуго, вместо одной пары обуви и перчаток, должен был покупать
для жены две разные; но только соболезнование это было напрасно, потому
что madame Пекторалис делала это иначе: она брала и обувь и перчатки _на
бОльшую мерку_, и оттого у нее всегда одна нога была в сапоге, который был
впору, а другая в таком, который с ноги падал. То же было и с рукою, если
когда дело доходило до перчаток.
У нас никому не нравилась эта дама, которую, по правде говоря, даже не
шло как-то называть и дамою - так она была груба и простонародна, и из нас
многие задавали себе вопрос: что могло привлечь Пекторалиса к этой
здоровой, вульгарной немке и стоило ли для нее давать и исполнять такие
обеты, какие нес он, чтобы на ней жениться. И еще он ездил за нею в такую
даль, в Германию... Так и хочется, бывало, ему спеть:
Чего тебя черти носили,
Мы бы тебя дома женили (*9).
Преимущества Клары, разумеется, заключал
мщение, и, чтобы положить конец этой душевной тревоге, послал ему чудесную
лошадь рублей в триста и велел ему кланяться и просить извинения.
Пекторалис покраснел, но решительно велел отвести лошадь назад и вместо
ответа написал: "Мне стыдно за вас, у вас совсем нет воли".
И вот этот-то человек, проделавший перед нами такую бездну
экспериментов на своей железной воле, вдруг подвинулся к краю своих
желаний: новый год ему принес новую прибавку, которая с прежними его
сбережениями сразу перевалила за три тысячи талеров.
- Пекторалис поблагодарил хозяев и сейчас же стал собираться в
Германию, обещаясь через месяц возвратиться оттуда с женою.
Сборы его были невелики - и он отправился, а мы стали нетерпеливо ждать
его возвращения с супругою, которая, по всем нашим соображениям, должна
была представлять нечто особенное.
Но в каком роде?
"Непременно, братцы, в надувательном", - старался утверждать Дмитрий
Ерофеич.
10
- Мы недолго оставались без вестей от Пекторалиса: через месяц после
своего выезда он написал мне, что соединился браком, и называл свою жену
по-русски, Кларой Павловной; а еще через месяц он припожаловал к нам назад
с супругою, которую мы, признаться сказать, все очень нетерпеливо желали
видеть и потому рассматривали ее с несколько нескромным любопытством.
У нас в колонии, где каждому так известны были крупные и мелкие чудеса
Пекторалиса, существовало всеобщее убеждение, что и женитьба его
непременно должна быть в своем роде какое-нибудь замысловатое чудо.
Оно, как ниже увидим, так и было в действительности, но только на
первых порах мы ничего не могли понять.
Клара Павловна была немка как немка - большая, очень, по-видимому,
здоровая, хотя и с несколько геморроидальною краснотою в лице и одною
весьма странною замечательностью: вся левая сторона тела у нее была
гораздо массивнее, чем правая. Особенно это было заметно по ее несколько
вздутой левой щеке, на которой как будто был постоянный флюс, и по
оконечностям. И ее левая рука и левая нога были заметно больше, чем
соответствующие им правые.
Гуго сам обращал на это наше внимание и, казалось, даже был этим
доволен.
"Вот, - говорил он, - эта рука побольше, а эта рука поменьше. О, это
так не часто бывает".
Я тогда в первый раз видел эту странную игру природы и соболезновал,
что бедный Гуго, вместо одной пары обуви и перчаток, должен был покупать
для жены две разные; но только соболезнование это было напрасно, потому
что madame Пекторалис делала это иначе: она брала и обувь и перчатки _на
бОльшую мерку_, и оттого у нее всегда одна нога была в сапоге, который был
впору, а другая в таком, который с ноги падал. То же было и с рукою, если
когда дело доходило до перчаток.
У нас никому не нравилась эта дама, которую, по правде говоря, даже не
шло как-то называть и дамою - так она была груба и простонародна, и из нас
многие задавали себе вопрос: что могло привлечь Пекторалиса к этой
здоровой, вульгарной немке и стоило ли для нее давать и исполнять такие
обеты, какие нес он, чтобы на ней жениться. И еще он ездил за нею в такую
даль, в Германию... Так и хочется, бывало, ему спеть:
Чего тебя черти носили,
Мы бы тебя дома женили (*9).
Преимущества Клары, разумеется, заключал