ьмой, и десятый,
если бы этот третий год не был необыкновенно счастлив для Пекторалиса в
экономическом отношении. От этого счастья и произошло большое несчастие, о
котором вы сейчас услышите.
Я уже вам сказал, кажется, что Пекторалис был основательный знаток
своего дела - и при отличавшей его аккуратности и настойчивости,
свойственной его железной воле, делал все, за что принимался, чрезвычайно
хорошо и добросовестно. Это скоро сделало ему такую репутацию в околотке,
что его постоянно приглашали то туда, то сюда, наладить одну машину,
установить другую, поправить третью. Наши принципалы его в этом не
стесняли - и он всюду поспевал, а зато и заработок его был очень
значителен. Средства его так возрастали, что он начал подумывать:
отложиться от своего Доберана и завести собственную механическую фабрику в
центре нашей заводской местности, в городе Р.
Желание, конечно, самое простое и понятное для всякого человека, так
как кому же не хочется выбиться из положения поденного работника и стать
более или менее самостоятельным хозяином своего собственного дела; но у
Гуго Карловича были к тому еще и другие сильные побуждения, так как у него
с самостоятельным хозяйством соединялось расширение прав жизни. Вам,
пожалуй, не совсем понятно, что я этим хочу сказать, но я должен на
минуточку удержать пояснение этого в тайне.
Не помню, право, сколько именно требовалось по расчетам Пекторалиса,
чтобы он мог основать свою фабрику, но, кажется, это выходило что-то около
двенадцати или пятнадцати тысяч рублей, - и как только он доложил к этой
сумме последний грош, так сейчас же и поставил точку к одному периоду
своей жизни и объявил начало нового.
Обновление это совершилось в три приема, из коих первый заключался в
том, что Пекторалис объявил, что он более не будет служить и открывает в
городе фабрикацию. Второе дело было - устройство этой фабрикации, для
которой прежде всего нужно было место, и притом, разумеется, по мере
возможности дешевое и удобное. Таких мест в небольшом городе было немного
- и из них одно только отвечало всем требованиям Пекторалиса: он к нему и
привязался. Это было большое глубокое место, выходившее одною стороною к
ярмарочной площади, а другою - к берегу реки, - и притом здесь были
огромные старые каменные строения, которые с самыми ничтожными затратами
могли быть приспособлены к делу. Но половина этого облюбованного
Пекторалисом места была давно заарендована на долгое время некоему
мещанину Сафронычу, у которого тут был маленький чугуноплавильный завод.
Пекторалис знал и этот завод, и самого Сафроныча и надеялся его выжить.
Правда, что Сафроныч не подавал ему на это никаких надежд и даже прямо
отвечал, что он отсюда не пойдет; но Пекторалис придумал себе план, против
которого Сафроныч, по его расчетам, никак не мог устоять. И вот, в надежде
на этот план, место было куплено, и Пекторалис в один прекрасный день
вернулся к нам на старое пепелище с купчею крепостию и в самом веселом
расположении духа. Он был так весел, что позволил себе большие и совсем
ему не свойственные нескромности, обнял при всех жену, расцеловал обоих
своих принципалов, взял за уши и потянул кверху Офенберга и затем объявил,
что он устроился, благодарит за хлеб за соль и скоро уезжает в Р. на свое
хозяйство.
Мне показалось, что Клара Пекторалис п
если бы этот третий год не был необыкновенно счастлив для Пекторалиса в
экономическом отношении. От этого счастья и произошло большое несчастие, о
котором вы сейчас услышите.
Я уже вам сказал, кажется, что Пекторалис был основательный знаток
своего дела - и при отличавшей его аккуратности и настойчивости,
свойственной его железной воле, делал все, за что принимался, чрезвычайно
хорошо и добросовестно. Это скоро сделало ему такую репутацию в околотке,
что его постоянно приглашали то туда, то сюда, наладить одну машину,
установить другую, поправить третью. Наши принципалы его в этом не
стесняли - и он всюду поспевал, а зато и заработок его был очень
значителен. Средства его так возрастали, что он начал подумывать:
отложиться от своего Доберана и завести собственную механическую фабрику в
центре нашей заводской местности, в городе Р.
Желание, конечно, самое простое и понятное для всякого человека, так
как кому же не хочется выбиться из положения поденного работника и стать
более или менее самостоятельным хозяином своего собственного дела; но у
Гуго Карловича были к тому еще и другие сильные побуждения, так как у него
с самостоятельным хозяйством соединялось расширение прав жизни. Вам,
пожалуй, не совсем понятно, что я этим хочу сказать, но я должен на
минуточку удержать пояснение этого в тайне.
Не помню, право, сколько именно требовалось по расчетам Пекторалиса,
чтобы он мог основать свою фабрику, но, кажется, это выходило что-то около
двенадцати или пятнадцати тысяч рублей, - и как только он доложил к этой
сумме последний грош, так сейчас же и поставил точку к одному периоду
своей жизни и объявил начало нового.
Обновление это совершилось в три приема, из коих первый заключался в
том, что Пекторалис объявил, что он более не будет служить и открывает в
городе фабрикацию. Второе дело было - устройство этой фабрикации, для
которой прежде всего нужно было место, и притом, разумеется, по мере
возможности дешевое и удобное. Таких мест в небольшом городе было немного
- и из них одно только отвечало всем требованиям Пекторалиса: он к нему и
привязался. Это было большое глубокое место, выходившее одною стороною к
ярмарочной площади, а другою - к берегу реки, - и притом здесь были
огромные старые каменные строения, которые с самыми ничтожными затратами
могли быть приспособлены к делу. Но половина этого облюбованного
Пекторалисом места была давно заарендована на долгое время некоему
мещанину Сафронычу, у которого тут был маленький чугуноплавильный завод.
Пекторалис знал и этот завод, и самого Сафроныча и надеялся его выжить.
Правда, что Сафроныч не подавал ему на это никаких надежд и даже прямо
отвечал, что он отсюда не пойдет; но Пекторалис придумал себе план, против
которого Сафроныч, по его расчетам, никак не мог устоять. И вот, в надежде
на этот план, место было куплено, и Пекторалис в один прекрасный день
вернулся к нам на старое пепелище с купчею крепостию и в самом веселом
расположении духа. Он был так весел, что позволил себе большие и совсем
ему не свойственные нескромности, обнял при всех жену, расцеловал обоих
своих принципалов, взял за уши и потянул кверху Офенберга и затем объявил,
что он устроился, благодарит за хлеб за соль и скоро уезжает в Р. на свое
хозяйство.
Мне показалось, что Клара Пекторалис п