и говорит:
- Здравствуйте, деточки!
Все молчали. Ни уговора, ни моментальной "передачи" при его появлении
не было, а так просто, от чувства негодования ни у одного уста не раскрылись
отвечать. Демидов повторил:
- Здравствуйте, деточки!
Мы опять молчали. Дело переходило в сознательное упорство, и момент
принимал самый острый характер. Тогда Перский, видя, что из этого произойдет
большая неприятность, сказал Демидову громко, так что все мы слышали:
- Они не отвечают, потому что не привыкли к выражению вашему
"_деточки_". Если вы поздороваетесь с ними и скажете: "здравствуйте,
_кадеты_", они непременно вам ответят.
Мы очень уважали Перского и поняли, что, говоря эти слова так громко и
так уверенно Демидову, он в то же время главным образом адресует их нам,
доверяя себя самого нашей совестливости и нашему рассудку. Опять, без
всякого уговора, все сразу поняли его едиными сердцами и поддержали его
едиными устами. Когда Демидов сказал: "Здравствуйте, кадеты!", мы
единогласно ответили известным возгласом: "Здравия желаем!"
Но это не был конец истории.
^TГЛАВА ДЕВЯТАЯ^U
После того как мы прокричали свое "здравия желаем", Демидов спустил с
себя строгость, которою начал было набираться, когда мы не отвечали на его
противную ласку, но сделал нечто, еще более для нас неприятное.
- Вот, - сказал он голосом, который хотел сделать ласковым и делал
только приторным, - вот я хочу вам сейчас показать, как мы вас любим.
Он кивнул вестовому Ананьеву, который скорыми шагами вышел за двери и
тотчас же возвратился в сопровождении нескольких солдат, несших большие
корзнны с дорогими кондитерскими конфектами в изукрашенных бумажках.
Демидов остановил корзины и, обратясь к нам, сказал:
- Вот тут целые пять пудов конфект (кажется, пять, а может быть, было и
более) - это все для вас, берите и кушайте.
Мы не трогались.
- Берите же, - это для вас.
А мы тоже ни с места; но Перский, видя это, дал знак солдатам,
державшим демидовское угощение, и те стали носить корзины по рядам.
Мы опять поняли, чего хочет наш директор, и не позволили себе против
него никакой неуместности, но демидовское угощение мы все-таки есть не стали
и нашли ему особое определение. В то самое мгновение, как первый фланговый
из наших старших гренадеров протянул руку к корзине и взял горсть конфект,
он успел шепнуть соседу:
- Конфекты не есть - в яму.
И в одну минуту "передача" эта пробежала по всему фронту с быстротою и
с незаметностью электрической искры, и ни одна конфекта не была съедена. Как
только начальство ушло и нас пустили порезвиться, мы все друг за другом,
веревочкою, пришли в известное место, держа в руках конфекты, и все бросили
их туда, куда было указано.
Так и кончилось это демидовское угощение. Ни один малыш не слукавил и
не соблазнился конфектою: все бросили. Да иначе и нельзя было: дух дружества
и товарищества был удивительный, и самый маленький новичок проникался им
быстро и подчинялся ему с каким-то священным восторгом. Нас нельзя было
подкупить и заласкать никакими лакомствами: мы так были преданы начальству,
но не за ласки и подарки, а за его справедливость и честность, которые
видели в таких людях, как Михаил Степанович Перский - главный командир, или,
лучше сказать, игумен нашего кадетского монастыря, где он
- Здравствуйте, деточки!
Все молчали. Ни уговора, ни моментальной "передачи" при его появлении
не было, а так просто, от чувства негодования ни у одного уста не раскрылись
отвечать. Демидов повторил:
- Здравствуйте, деточки!
Мы опять молчали. Дело переходило в сознательное упорство, и момент
принимал самый острый характер. Тогда Перский, видя, что из этого произойдет
большая неприятность, сказал Демидову громко, так что все мы слышали:
- Они не отвечают, потому что не привыкли к выражению вашему
"_деточки_". Если вы поздороваетесь с ними и скажете: "здравствуйте,
_кадеты_", они непременно вам ответят.
Мы очень уважали Перского и поняли, что, говоря эти слова так громко и
так уверенно Демидову, он в то же время главным образом адресует их нам,
доверяя себя самого нашей совестливости и нашему рассудку. Опять, без
всякого уговора, все сразу поняли его едиными сердцами и поддержали его
едиными устами. Когда Демидов сказал: "Здравствуйте, кадеты!", мы
единогласно ответили известным возгласом: "Здравия желаем!"
Но это не был конец истории.
^TГЛАВА ДЕВЯТАЯ^U
После того как мы прокричали свое "здравия желаем", Демидов спустил с
себя строгость, которою начал было набираться, когда мы не отвечали на его
противную ласку, но сделал нечто, еще более для нас неприятное.
- Вот, - сказал он голосом, который хотел сделать ласковым и делал
только приторным, - вот я хочу вам сейчас показать, как мы вас любим.
Он кивнул вестовому Ананьеву, который скорыми шагами вышел за двери и
тотчас же возвратился в сопровождении нескольких солдат, несших большие
корзнны с дорогими кондитерскими конфектами в изукрашенных бумажках.
Демидов остановил корзины и, обратясь к нам, сказал:
- Вот тут целые пять пудов конфект (кажется, пять, а может быть, было и
более) - это все для вас, берите и кушайте.
Мы не трогались.
- Берите же, - это для вас.
А мы тоже ни с места; но Перский, видя это, дал знак солдатам,
державшим демидовское угощение, и те стали носить корзины по рядам.
Мы опять поняли, чего хочет наш директор, и не позволили себе против
него никакой неуместности, но демидовское угощение мы все-таки есть не стали
и нашли ему особое определение. В то самое мгновение, как первый фланговый
из наших старших гренадеров протянул руку к корзине и взял горсть конфект,
он успел шепнуть соседу:
- Конфекты не есть - в яму.
И в одну минуту "передача" эта пробежала по всему фронту с быстротою и
с незаметностью электрической искры, и ни одна конфекта не была съедена. Как
только начальство ушло и нас пустили порезвиться, мы все друг за другом,
веревочкою, пришли в известное место, держа в руках конфекты, и все бросили
их туда, куда было указано.
Так и кончилось это демидовское угощение. Ни один малыш не слукавил и
не соблазнился конфектою: все бросили. Да иначе и нельзя было: дух дружества
и товарищества был удивительный, и самый маленький новичок проникался им
быстро и подчинялся ему с каким-то священным восторгом. Нас нельзя было
подкупить и заласкать никакими лакомствами: мы так были преданы начальству,
но не за ласки и подарки, а за его справедливость и честность, которые
видели в таких людях, как Михаил Степанович Перский - главный командир, или,
лучше сказать, игумен нашего кадетского монастыря, где он