ених Настеньки, что и затем и приехал. Ну,
это их отчасти успокоило, и теперь она остается, хоть не совсем, так,
еще только для пробы, но все-таки остается. Даже и ты поднялся в общем
мнении, когда я объявил, что сватаешься. По крайней мере, маменька как
будто успокоилась. Анна Ниловна одна все еще ворчит! Уж и не знаю, что
выдумать, чтоб ей угодить. И чего это ей хочется, право, этой Анне Ни-
ловне?
- Дядюшка, в каком вы заблуждении, дядюшка! Да знаете ли, что Нас-
тасья Евграфовна завтра же едет отсюда, если уж теперь не уехала? Знаете
ли, что отец нарочно и приехал сегодня с тем, чтоб ее увезти? что уж это
совсем решено, что она сама лично объявила мне сегодня об этом и в зак-
лючение велела вам кланяться, - знаете ли вы это, иль нет?
Дядя, как был, так и остался передо мной с разинутым ртом. Мне пока-
залось, что он вздрогнул, и стон вырвался из груди его.
Не теряя ни минуты, я поспешил рассказать ему весь мой разговор с
Настенькой, мое сватовство, ее решительный отказ, ее гнев на дядю за то,
что он смел меня вызывать письмом; объяснил, что она надеется его спасти
своим отъездом от брака с Татьяной Ивановной, - словом, не скрыл ничего;
даже нарочно преувеличил все, что было неприятного в этих известиях. Я
хотел поразить дядю, чтоб допытаться от него решительных мер, - и
действительно поразил. Он вскрикнул и схватил себя за голову.
- Где она, не знаешь ли? где она теперь? - проговорил он наконец,
побледнев от испуга. - А я-то, дурак, шел сюда совсем уж спокойный, ду-
мал все уж уладилось, - прибавил он в отчаянии.
- Не знаю, где теперь, только давеча, как начались эти крики, она
пошла к вам: она хотела все это выразить вслух, при всех. Вероятно, ее
не допустили.
- Еще бы допустили! что б она там наделала! Ах, горячая, гордая го-
ловка! И куда она пойдет, куда? куда? А ты-то, ты-то хорош! Да почему ж
она тебе отказала? Вздор! Ты должен был понравиться. Почему ж ты ей не
понравился? Да отвечай же, ради бога, чего ж ты стоишь?
- Помилосердствуйте, дядюшка! да разве можно задавать такие вопросы?
- Но ведь невозможно ж и это! Ты должен, должен на ней жениться. За-
чем же я тебя и тревожил из Петербурга? Ты должен составить ее счастье!
Теперь ее гонят отсюда, а тогда она твоя жена, моя родная племянница, -
не прогонят. А то куда она пойдет? что с ней будет? В гувернантки? Но
ведь это только бессмысленный вздор, в гувернантки-то! Ведь пока место
найдет, чем дома жить? У старика их девятеро на плечах; сами голодом си-
дят. Ведь она ни гроша не возьмет от меня, если выйдет через эти пакост-
ные наговоры, и она, и отец. Да и каково таким образом выйти - ужас!
Здесь уж будет скандал - я знаю. А жалованье ее уж давно вперед забрано
на семейные нужды: ведь она их питает. Ну, положим, я рекомендую ее в
гувернантки, найду такую честную и благородную фамилью... да ведь черта
с два! где их возьмешь, благородных-то, настоящих-то благородных людей?
Ну, положим, и есть, положим, и много даже, что бога гневить! но, друг
мой, ведь опасно: можно ли положиться на людей? к тому же бедный человек
подозрителен; ему так и кажется, что его заставляют платить за хлеб и за
ласку унижениями! Они оскорбят ее; она гордая, и тогда... да уж что тог-
да? А что если ко всему этому какой-нибудь мерзавец-обольститель подвер-
нется?.. Она плюнет на него, - я знаю, что плюнет, - но ведь он ее
все-таки оскор
это их отчасти успокоило, и теперь она остается, хоть не совсем, так,
еще только для пробы, но все-таки остается. Даже и ты поднялся в общем
мнении, когда я объявил, что сватаешься. По крайней мере, маменька как
будто успокоилась. Анна Ниловна одна все еще ворчит! Уж и не знаю, что
выдумать, чтоб ей угодить. И чего это ей хочется, право, этой Анне Ни-
ловне?
- Дядюшка, в каком вы заблуждении, дядюшка! Да знаете ли, что Нас-
тасья Евграфовна завтра же едет отсюда, если уж теперь не уехала? Знаете
ли, что отец нарочно и приехал сегодня с тем, чтоб ее увезти? что уж это
совсем решено, что она сама лично объявила мне сегодня об этом и в зак-
лючение велела вам кланяться, - знаете ли вы это, иль нет?
Дядя, как был, так и остался передо мной с разинутым ртом. Мне пока-
залось, что он вздрогнул, и стон вырвался из груди его.
Не теряя ни минуты, я поспешил рассказать ему весь мой разговор с
Настенькой, мое сватовство, ее решительный отказ, ее гнев на дядю за то,
что он смел меня вызывать письмом; объяснил, что она надеется его спасти
своим отъездом от брака с Татьяной Ивановной, - словом, не скрыл ничего;
даже нарочно преувеличил все, что было неприятного в этих известиях. Я
хотел поразить дядю, чтоб допытаться от него решительных мер, - и
действительно поразил. Он вскрикнул и схватил себя за голову.
- Где она, не знаешь ли? где она теперь? - проговорил он наконец,
побледнев от испуга. - А я-то, дурак, шел сюда совсем уж спокойный, ду-
мал все уж уладилось, - прибавил он в отчаянии.
- Не знаю, где теперь, только давеча, как начались эти крики, она
пошла к вам: она хотела все это выразить вслух, при всех. Вероятно, ее
не допустили.
- Еще бы допустили! что б она там наделала! Ах, горячая, гордая го-
ловка! И куда она пойдет, куда? куда? А ты-то, ты-то хорош! Да почему ж
она тебе отказала? Вздор! Ты должен был понравиться. Почему ж ты ей не
понравился? Да отвечай же, ради бога, чего ж ты стоишь?
- Помилосердствуйте, дядюшка! да разве можно задавать такие вопросы?
- Но ведь невозможно ж и это! Ты должен, должен на ней жениться. За-
чем же я тебя и тревожил из Петербурга? Ты должен составить ее счастье!
Теперь ее гонят отсюда, а тогда она твоя жена, моя родная племянница, -
не прогонят. А то куда она пойдет? что с ней будет? В гувернантки? Но
ведь это только бессмысленный вздор, в гувернантки-то! Ведь пока место
найдет, чем дома жить? У старика их девятеро на плечах; сами голодом си-
дят. Ведь она ни гроша не возьмет от меня, если выйдет через эти пакост-
ные наговоры, и она, и отец. Да и каково таким образом выйти - ужас!
Здесь уж будет скандал - я знаю. А жалованье ее уж давно вперед забрано
на семейные нужды: ведь она их питает. Ну, положим, я рекомендую ее в
гувернантки, найду такую честную и благородную фамилью... да ведь черта
с два! где их возьмешь, благородных-то, настоящих-то благородных людей?
Ну, положим, и есть, положим, и много даже, что бога гневить! но, друг
мой, ведь опасно: можно ли положиться на людей? к тому же бедный человек
подозрителен; ему так и кажется, что его заставляют платить за хлеб и за
ласку унижениями! Они оскорбят ее; она гордая, и тогда... да уж что тог-
да? А что если ко всему этому какой-нибудь мерзавец-обольститель подвер-
нется?.. Она плюнет на него, - я знаю, что плюнет, - но ведь он ее
все-таки оскор