н есть! И наверно,
вы сами думаете так, Васин, голубчик мой Васин, милый мой Васин! Одним
словом, я, конечно, зарапортовался, но вы ведь меня понимаете же. На то вы
Васин; и, во всяком случае, я обнимаю вас и целую, Васин!
- С радости?
- С большой радости! Ибо сей человек "был мертв и ожил, пропадал и
нашелся"! Васин, я дрянной мальчишка и вас не стою. Я именно потому
сознаюсь, что в иные минуты бываю совсем другой, выше и глубже. Я за то, что
третьего дня вас расхвалил в глаза (а расхвалил только за то, что меня
унизили и придавили), я за то вас целых два дня ненавидел! Я дал слово, в ту
же ночь, к вам не ходить никогда и пришел к вам вчера поутру только со зла,
понимаете вы: со зла. Я сидел здесь на стуле один и критиковал вашу комнату,
и вас, и каждую книгу вашу, и хозяйку вашу, старался унизить вас и смеяться
над вами...
- Этого не надо бы говорить...
- Вчера вечером, заключив из одной вашей фразы, что вы не понимаете
женщины, я был рад, что мог вас на этом поймать. Давеча, поймав вас на
"дебюте", - опять-таки ужасно был рад, и все из-за того, что сам вас тогда
расхвалил...
- Да еще же бы нет! - вскричал наконец Васин (он все продолжал
улыбаться, нисколько не удивляясь на меня), - да это так ведь и бывает
всегда, почти со всеми, и первым даже делом; только в этом никто не
признается, да и не надо совсем признаваться, потому что, во всяком случае,
это пройдет и из этого ничего не будет.
- Неужели у всех этак? Все такие? И вы, говоря это, спокойны? Да ведь с
таким взглядом жить нельзя!
- А по-вашему: Тьмы низких истин мне дороже Нас возвышающий обман?
- Но ведь это же верно, - вскричал я, - в этих двух стихах святая
аксиома!
- Не знаю; не берусь решать, верны ли эти два стиха иль нет. Должно
быть, истина, как и всегда, где-нибудь лежит посредине: то есть в одном
случае святая истина, а в другом - ложь. Я только знаю наверно одно: что еще
надолго эта мысль останется одним из самых главных спорных пунктов между
людьми. Во всяком случае, я замечаю, что вам теперь танцевать хочется. Что
ж, и потанцуйте: моцион полезен, а на меня как раз сегодня утром ужасно
много дела взвалили... да и опоздал же я с вами!
- Еду, еду, убираюсь! Одно только слово, - прокричал я, уже схватив
чемодан, - если я сейчас к вам опять "кинулся на шею", то единственно
потому, что, когда я вошел, вы с таким искренним удовольствием сообщили мне
этот факт и "обрадовались", что я успел вас застать, и это после давешнего
"дебюта"; этим искренним удовольствием вы разом перевернули мое "юное
сердце" опять в вашу сторону. Ну, прощайте, прощайте, постараюсь как можно
дольше не приходить и знаю, что вам это будет чрезвычайно приятно, что вижу
даже по вашим глазам, а обоим нам даже будет выгодно...
Так болтая и чуть не захлебываясь от моей радостной болтовни, я вытащил
чемодан и отправился с ним на квартиру. Мне, главное, ужасно нравилось то,
что Версилов так несомненно на меня давеча сердился, говорить и глядеть не
хотел. Перевезя чемодан, я тотчас же полетел к моему старику князю.
Признаюсь, эти два дня мне было без него даже немножко тяжело. Да и про
Версилова он наверно уже слышал.
II.
Я так и знал, что он мне ужасно обрадуется, и, клянусь, я даже и без
Версилова зашел бы к нему сегодня. Меня только пугала вчера и давеча мы
вы сами думаете так, Васин, голубчик мой Васин, милый мой Васин! Одним
словом, я, конечно, зарапортовался, но вы ведь меня понимаете же. На то вы
Васин; и, во всяком случае, я обнимаю вас и целую, Васин!
- С радости?
- С большой радости! Ибо сей человек "был мертв и ожил, пропадал и
нашелся"! Васин, я дрянной мальчишка и вас не стою. Я именно потому
сознаюсь, что в иные минуты бываю совсем другой, выше и глубже. Я за то, что
третьего дня вас расхвалил в глаза (а расхвалил только за то, что меня
унизили и придавили), я за то вас целых два дня ненавидел! Я дал слово, в ту
же ночь, к вам не ходить никогда и пришел к вам вчера поутру только со зла,
понимаете вы: со зла. Я сидел здесь на стуле один и критиковал вашу комнату,
и вас, и каждую книгу вашу, и хозяйку вашу, старался унизить вас и смеяться
над вами...
- Этого не надо бы говорить...
- Вчера вечером, заключив из одной вашей фразы, что вы не понимаете
женщины, я был рад, что мог вас на этом поймать. Давеча, поймав вас на
"дебюте", - опять-таки ужасно был рад, и все из-за того, что сам вас тогда
расхвалил...
- Да еще же бы нет! - вскричал наконец Васин (он все продолжал
улыбаться, нисколько не удивляясь на меня), - да это так ведь и бывает
всегда, почти со всеми, и первым даже делом; только в этом никто не
признается, да и не надо совсем признаваться, потому что, во всяком случае,
это пройдет и из этого ничего не будет.
- Неужели у всех этак? Все такие? И вы, говоря это, спокойны? Да ведь с
таким взглядом жить нельзя!
- А по-вашему: Тьмы низких истин мне дороже Нас возвышающий обман?
- Но ведь это же верно, - вскричал я, - в этих двух стихах святая
аксиома!
- Не знаю; не берусь решать, верны ли эти два стиха иль нет. Должно
быть, истина, как и всегда, где-нибудь лежит посредине: то есть в одном
случае святая истина, а в другом - ложь. Я только знаю наверно одно: что еще
надолго эта мысль останется одним из самых главных спорных пунктов между
людьми. Во всяком случае, я замечаю, что вам теперь танцевать хочется. Что
ж, и потанцуйте: моцион полезен, а на меня как раз сегодня утром ужасно
много дела взвалили... да и опоздал же я с вами!
- Еду, еду, убираюсь! Одно только слово, - прокричал я, уже схватив
чемодан, - если я сейчас к вам опять "кинулся на шею", то единственно
потому, что, когда я вошел, вы с таким искренним удовольствием сообщили мне
этот факт и "обрадовались", что я успел вас застать, и это после давешнего
"дебюта"; этим искренним удовольствием вы разом перевернули мое "юное
сердце" опять в вашу сторону. Ну, прощайте, прощайте, постараюсь как можно
дольше не приходить и знаю, что вам это будет чрезвычайно приятно, что вижу
даже по вашим глазам, а обоим нам даже будет выгодно...
Так болтая и чуть не захлебываясь от моей радостной болтовни, я вытащил
чемодан и отправился с ним на квартиру. Мне, главное, ужасно нравилось то,
что Версилов так несомненно на меня давеча сердился, говорить и глядеть не
хотел. Перевезя чемодан, я тотчас же полетел к моему старику князю.
Признаюсь, эти два дня мне было без него даже немножко тяжело. Да и про
Версилова он наверно уже слышал.
II.
Я так и знал, что он мне ужасно обрадуется, и, клянусь, я даже и без
Версилова зашел бы к нему сегодня. Меня только пугала вчера и давеча мы