сль,
что встречу, пожалуй, как-нибудь Катерину Николаевну; но теперь я уж ничего
не боялся.
Он стал обнимать меня с радости.
- Версилов-то! Слышали? - начал я прямо с главного.
- Cher enfant, друг ты мой милый, это до того возвышенно, это до того
благородно, - одним словом, даже на Кильяна (этого чиновника внизу)
произвело потрясающее впечатление! Это неблагоразумно с его стороны, но это
блеск, это подвиг! Идеал ценить надо!
- Не правда ли? Не правда ли? В этом мы с вами всегда сходились.
- Милый ты мой, мы с тобой всегда сходились. Где ты был? Я непременно
хотел сам к тебе ехать, но не знал, где тебя найти... Потому что все же не
мог же я к Версилову... Хотя теперь, после всего этого... Знаешь, друг мой:
вот этим-то он, мне кажется, и женщин побеждал, вот этими-то чертами, это
несомненно...
- Кстати, чтоб не забыть, я именно для вас берег. Вчера один
недостойнейший гороховый шут, ругая мне в глаза Версилова, выразился про
него, что он - "бабий пророк"; каково выражение, собственно выражение? Я для
вас берег...
- "Бабий пророк"! Mais... c'est charmant! Xa-xa! Но это так идет к
нему, то есть это вовсе не идет - тьфу!.. Но это так метко... то есть это
вовсе не метко, но...
- Да ничего, ничего, не конфузьтесь, смотрите только как на бонмо! (3)
- Бонмо великолепное, и, знаешь, оно имеет глубочайший смысл...
Совершенно верная идея! То есть, веришь ли... Одним словом, я тебе сообщу
один крошечный секрет. Заметил ты тогда эту Олимпиаду? Веришь ли, что у ней
болит немножко по Андрею Петровичу сердце, и до того, что она даже, кажется,
что-то питает...
- Питает! Вот ей, не угодно ли этого? - вскричал я, в негодовании
показывая кукиш.
- Mon cher, не кричи, это все так, и ты, пожалуй, прав, с твоей точки.
Кстати, друг мой, что это случилось с тобой прошлый раз при Катерине
Николаевне? Ты качался... я думал, ты упадешь, и хотел броситься тебя
поддержать.
- Об этом не теперь. Ну, одним словом, я просто сконфузился, по одной
причине...
- Ты и теперь покраснел.
- Ну, а вам надо сейчас же и размазать. Вы знаете, что она во вражде с
Версиловым... ну и там все это, ну вот и я взволновался: эх, оставим, после!
- И оставим, и оставим, я и сам рад все это оставить... Одним словом, я
чрезвычайно перед ней виноват, и даже, помнишь, роптал тогда при тебе...
Забудь это, друг мой; она тоже изменит свое о тебе мнение, я это слишком
предчувствую... А вот и князь Сережа!
Вошел молодой и красивый офицер. Я жадно посмотрел на него, я его
никогда еще не видал. То есть я говорю красивый, как и все про него точно
так же говорили, но что-то было в этом молодом и красивом лице не совсем
привлекательное. Я именно замечаю это, как впечатление самого первого
мгновения, первого на него моего взгляда, оставшееся во мне на все время. Он
был сухощав, прекрасного роста, темно-рус, с свежим лицом, немного, впрочем,
желтоватым, и с решительным взглядом. Прекрасные темные глаза его смотрели
несколько сурово, даже и когда он был совсем спокоен. Но решительный взгляд
его именно отталкивал потому, что как-то чувствовалось почему-то, что
решимость эта ему слишком недорого стоила. Впрочем, не умею выразиться...
Конечно, лицо его способно было вдруг изменяться с сурового на удивительно
ласковое, кроткое и нежное выражение, и, гла
что встречу, пожалуй, как-нибудь Катерину Николаевну; но теперь я уж ничего
не боялся.
Он стал обнимать меня с радости.
- Версилов-то! Слышали? - начал я прямо с главного.
- Cher enfant, друг ты мой милый, это до того возвышенно, это до того
благородно, - одним словом, даже на Кильяна (этого чиновника внизу)
произвело потрясающее впечатление! Это неблагоразумно с его стороны, но это
блеск, это подвиг! Идеал ценить надо!
- Не правда ли? Не правда ли? В этом мы с вами всегда сходились.
- Милый ты мой, мы с тобой всегда сходились. Где ты был? Я непременно
хотел сам к тебе ехать, но не знал, где тебя найти... Потому что все же не
мог же я к Версилову... Хотя теперь, после всего этого... Знаешь, друг мой:
вот этим-то он, мне кажется, и женщин побеждал, вот этими-то чертами, это
несомненно...
- Кстати, чтоб не забыть, я именно для вас берег. Вчера один
недостойнейший гороховый шут, ругая мне в глаза Версилова, выразился про
него, что он - "бабий пророк"; каково выражение, собственно выражение? Я для
вас берег...
- "Бабий пророк"! Mais... c'est charmant! Xa-xa! Но это так идет к
нему, то есть это вовсе не идет - тьфу!.. Но это так метко... то есть это
вовсе не метко, но...
- Да ничего, ничего, не конфузьтесь, смотрите только как на бонмо! (3)
- Бонмо великолепное, и, знаешь, оно имеет глубочайший смысл...
Совершенно верная идея! То есть, веришь ли... Одним словом, я тебе сообщу
один крошечный секрет. Заметил ты тогда эту Олимпиаду? Веришь ли, что у ней
болит немножко по Андрею Петровичу сердце, и до того, что она даже, кажется,
что-то питает...
- Питает! Вот ей, не угодно ли этого? - вскричал я, в негодовании
показывая кукиш.
- Mon cher, не кричи, это все так, и ты, пожалуй, прав, с твоей точки.
Кстати, друг мой, что это случилось с тобой прошлый раз при Катерине
Николаевне? Ты качался... я думал, ты упадешь, и хотел броситься тебя
поддержать.
- Об этом не теперь. Ну, одним словом, я просто сконфузился, по одной
причине...
- Ты и теперь покраснел.
- Ну, а вам надо сейчас же и размазать. Вы знаете, что она во вражде с
Версиловым... ну и там все это, ну вот и я взволновался: эх, оставим, после!
- И оставим, и оставим, я и сам рад все это оставить... Одним словом, я
чрезвычайно перед ней виноват, и даже, помнишь, роптал тогда при тебе...
Забудь это, друг мой; она тоже изменит свое о тебе мнение, я это слишком
предчувствую... А вот и князь Сережа!
Вошел молодой и красивый офицер. Я жадно посмотрел на него, я его
никогда еще не видал. То есть я говорю красивый, как и все про него точно
так же говорили, но что-то было в этом молодом и красивом лице не совсем
привлекательное. Я именно замечаю это, как впечатление самого первого
мгновения, первого на него моего взгляда, оставшееся во мне на все время. Он
был сухощав, прекрасного роста, темно-рус, с свежим лицом, немного, впрочем,
желтоватым, и с решительным взглядом. Прекрасные темные глаза его смотрели
несколько сурово, даже и когда он был совсем спокоен. Но решительный взгляд
его именно отталкивал потому, что как-то чувствовалось почему-то, что
решимость эта ему слишком недорого стоила. Впрочем, не умею выразиться...
Конечно, лицо его способно было вдруг изменяться с сурового на удивительно
ласковое, кроткое и нежное выражение, и, гла