йте - назад двести получите".
"Да вот-с, я, их всех там в трактире оставивши, будто домой за деньгами
побежал, и к вам и явился: ведь у меня, Гуго Карлыч, дома, окромя двух с
полтиною, ни копейки денег нет".
"Гм, нехорошо! Отчего же это у вас денег нет?"
"Глуп-с, оттого и не имею; опять в такой нации, что тут - честно жить
нельзя".
"Да, это вы правду сказали".
"Как же-с, я честью живу и бедствую".
"Ну ничего, - я вам дам сто рублей".
"Будьте благодетелем: ведь они не пропадут-с. Это все от вас зависит".
"Не пропадут, не пропадут, вы с него когда двести получите, сто себе
возьмите, а эти сто мне возвратите".
"Непременно ворочу-с".
Пекторалис вручил подьячему бумажку, а тот, выйдя за двери, хохотал,
хохотал, так что насилу впотьмах в соседний двор попал и полез к Сафронычу
через забор пьяный магарыч пить.
"Ликуй, - говорит, - русская простота! Ныне я немца на такую пружину
взял, что сатана скорее со своей цепи сорвется, чем он соскочит".
"Да хотя поясни", - приставал Сафроныч.
"Ничего больше не скажу, как уловлен он - и уловлен на гордости, а это
и есть петля смертная".
"Что ему!"
"Молчи, маловер, или не знаешь, ангел на этом коне поехал, и тот
обрушился, а уж немцу ли не обрушиться".
Осушили они посудины, настрочили жалобу, и понес ее Сафроныч утром к
судье опять по той же большой дороге через забор; и хотя он и верил и не
верил приказному, что "дело это идет к неожиданному благополучию", но
значительно успокоился. Сафроныч остудил печь, отказал заказы, распустил
рабочих и ждет, что будет всему этому за конец, в ожидании которого не
томился только один приказный, с шумом пропивавший по трактирам сто
рублей, которые сорвал с Пекторалиса, и, к вящему для всех интересу и
соблазну, а для Гуго Карлыча к обиде, - хвастался пьяненький, как жестоко
надул он немца.
Все это создало в городе такое положение, что не было человека, который
бы не ожидал разбирательства Сафроныча и Пекторалиса. А время шло;
Пекторалис все пузырился, как лягушка, изображающая вола, а Сафроныч все
переда в своем платье истер, лазя через забор, и, оробев, не раз уже
подсылал тайком от Жиги к Пекторалису и жену и детей за пардоном.
Но Гуго был непреклонен.
"Нет, - говорил он, - я к нему приду по его приглашению, но приду на
его похороны блины есть, а до того весь мир узнает, что такое моя железная
воля".
15
- И вот получили и Сафроныч и Пекторалис повестки - настал день их, и
явились они на суд.
Зала была, разумеется, полна, - как я говорил, это смешное дело во всем
городе было известно. Все знали весь этот курьез, не исключая и
происшествия с подьячим, который сам разболтал, как он немца надул. И мы,
старые камрады [товарищи (нем.)] Пекторалиса, и принципалы наши - все
пришли посмотреть и послушать, как это разберется и чем кончится.
И Пекторалис и Сафроныч - прибыли оба без адвокатов. Пекторалис,
очевидно, был глубоко уверен в своей правоте и считал, что лучше его никто
не скажет, о чем надо сказать; а Сафронычу просто вокруг не везло: его
приказный хотел идти говорить за него на новом суде и все к этому
готовился, да только так заготовился, что под этот самый день ночью пьяный
упал с моста в ров и едва не умер смертию "царя поэтов". Вследствие этого
события Сафроныч еще более раскапустился и опустил голову, а Пекторалис
приободрил
"Да вот-с, я, их всех там в трактире оставивши, будто домой за деньгами
побежал, и к вам и явился: ведь у меня, Гуго Карлыч, дома, окромя двух с
полтиною, ни копейки денег нет".
"Гм, нехорошо! Отчего же это у вас денег нет?"
"Глуп-с, оттого и не имею; опять в такой нации, что тут - честно жить
нельзя".
"Да, это вы правду сказали".
"Как же-с, я честью живу и бедствую".
"Ну ничего, - я вам дам сто рублей".
"Будьте благодетелем: ведь они не пропадут-с. Это все от вас зависит".
"Не пропадут, не пропадут, вы с него когда двести получите, сто себе
возьмите, а эти сто мне возвратите".
"Непременно ворочу-с".
Пекторалис вручил подьячему бумажку, а тот, выйдя за двери, хохотал,
хохотал, так что насилу впотьмах в соседний двор попал и полез к Сафронычу
через забор пьяный магарыч пить.
"Ликуй, - говорит, - русская простота! Ныне я немца на такую пружину
взял, что сатана скорее со своей цепи сорвется, чем он соскочит".
"Да хотя поясни", - приставал Сафроныч.
"Ничего больше не скажу, как уловлен он - и уловлен на гордости, а это
и есть петля смертная".
"Что ему!"
"Молчи, маловер, или не знаешь, ангел на этом коне поехал, и тот
обрушился, а уж немцу ли не обрушиться".
Осушили они посудины, настрочили жалобу, и понес ее Сафроныч утром к
судье опять по той же большой дороге через забор; и хотя он и верил и не
верил приказному, что "дело это идет к неожиданному благополучию", но
значительно успокоился. Сафроныч остудил печь, отказал заказы, распустил
рабочих и ждет, что будет всему этому за конец, в ожидании которого не
томился только один приказный, с шумом пропивавший по трактирам сто
рублей, которые сорвал с Пекторалиса, и, к вящему для всех интересу и
соблазну, а для Гуго Карлыча к обиде, - хвастался пьяненький, как жестоко
надул он немца.
Все это создало в городе такое положение, что не было человека, который
бы не ожидал разбирательства Сафроныча и Пекторалиса. А время шло;
Пекторалис все пузырился, как лягушка, изображающая вола, а Сафроныч все
переда в своем платье истер, лазя через забор, и, оробев, не раз уже
подсылал тайком от Жиги к Пекторалису и жену и детей за пардоном.
Но Гуго был непреклонен.
"Нет, - говорил он, - я к нему приду по его приглашению, но приду на
его похороны блины есть, а до того весь мир узнает, что такое моя железная
воля".
15
- И вот получили и Сафроныч и Пекторалис повестки - настал день их, и
явились они на суд.
Зала была, разумеется, полна, - как я говорил, это смешное дело во всем
городе было известно. Все знали весь этот курьез, не исключая и
происшествия с подьячим, который сам разболтал, как он немца надул. И мы,
старые камрады [товарищи (нем.)] Пекторалиса, и принципалы наши - все
пришли посмотреть и послушать, как это разберется и чем кончится.
И Пекторалис и Сафроныч - прибыли оба без адвокатов. Пекторалис,
очевидно, был глубоко уверен в своей правоте и считал, что лучше его никто
не скажет, о чем надо сказать; а Сафронычу просто вокруг не везло: его
приказный хотел идти говорить за него на новом суде и все к этому
готовился, да только так заготовился, что под этот самый день ночью пьяный
упал с моста в ров и едва не умер смертию "царя поэтов". Вследствие этого
события Сафроныч еще более раскапустился и опустил голову, а Пекторалис
приободрил