Рассказы и повести


канунного меду, как увидели запыхавшись бегущих мужичков и
уверяющих, что два экипажа от Ясногородки уже приближаются к селу.
Тут можно было и в самом деле ошибиться, ибо два экипажа - коляски,
впряженные по четыре хороших лошади с фурманами и лиокаями, {Лакеями
(укр.).} - але ж то ехали подле церкви паны якись-то и покатились по гребли.
Мы опять возвратились в комнату госпожы, колы глядь, аж наш сторож
полиз уже в свый погребнык и каже:
- Я поснидаю, - та, надивши кожух, вылизу на дзвоныцю, то певне вже як
засну, то мени во сни щонибудь прывидится.
- Ей, гляды ж, диду, гляды, а мы пойдем снидати, або вжей обидати до
прыкащика, г. Сотничевского - Амфилохия Петровича".
"Это было уже в часу втором пополудни, и то дай бог здоровье его жене
(то есть Сотничевского, Амфилохия Петровича), подкрепились сперва водочкой и
маринованною рыбкою, а потом чаем и рябиновым пуншиком, к которому приехал и
отец Стефан с нетрезвым H-м. Испив в заключение кружку очень приятного
хлебного квасу, мы, в часу пятом, опять пошли к госпоже M-ой. Тут является
наш хромоногий курьер из Ясногородки и уверяет, что сейчас только
возвратился посланник из Плисецкого в Ясногородку с известием, что должно
всенепременно владыку ожидать на следующих за сим двух днях, и что он уже
неотменно будет.
Итак, слыша уверения хромоногого гонца и видя приближающееся к закату
солнце, мы уже решились идти на подкрепление и ночлег к отцу Александру; "о
вдруг бегущие дают знать нам, что епископ едет на плотине, и мы едва-едва
успели выйти к нему навстречу. Я подошел к самой карете, и первое слово его
было: "Давно ли я приехал в Княжичи!"
Когда вошли с ним, при пении запыхавшегося и слабого клира, в алтарь,
тогда только загорелся сер-ьичек в руках ктитора и начали зажигаться свечи".
Столько отец Фока употребил предусмотрительности и самых опытных
предосторожностей, чтобы владыка был "высмотрен", но вот как оно вышло
мизерно и жалостно: хор поет запыхавшись, архиерей проходит в алтарь
впотьмах, и тогда только еле-еле "загорается серничек в руках ктитора".
Так эти злополучные встречалыцики с их хромыми курьерами, слепыми
махальными и "раком" ползающими по церкви и "подтыкованными жинками",
выбились из сил и сбились с толку гораздо ранее, чем их толк и сила
потребовались на настоящее, полезное служение отечественной церкви.
Осмотрев антиминс и св. дары, архиерей пошел посмотреть, как живет
священник.
"Там (пишет отец Фока) я застал преосвященного, пересказывающего, что в
иных местах (конечно, киевской же епархии) священство не в пример хуже имеет
квартиры, и повествовал нам о ночлеге своем у одного пастыря, как там дули в
окна ветры, а под окнами хрюкали целую ночь свиньи".
Засим приходит какой-то "пьяный пан К-ский" - это епископу не нравится,
и он уезжает скорее, чем ожидали.

Проезжая через село Гореничи, где настоятельствовал сам автор дневника,
преосвященный был ласков; разговаривал с женою отца Фоки и его дочерями;
хвалил вышитую икону, выпил стакан чаю, "покушал ушички и свежейщего ляща и
проч. и запил мадерою".
"По моей просьбе, - продолжает о. Фока, - обещал зайти в храм
господень, который весь тотчас же _превратился в иллюминацию_".
У отца Фоки эта часть, как видно, была в таком порядке, что он мог ее
смело репрезентовать своему е