пископу. Но архиерей был, очевидно, утомлен
обилием почетных церемоний и "просил, чтобы не делать никакой встречи и
пения".
"Войдя в церковь не прямыми дверями, а прейдя инуде через пономарню",
его преосвященство "несколько сконфузился", заметив в храме десятка три
прихожан, и приложился к иконе божией матери".
Дневник не объясняет, чего именно "сконфузился" владыка, "заметив
десятка три прихожан", - показалось ли ему, что три десятка людей мало для
его приезда и "иллюминации", в которую "превратился" по этому случаю храм;
или ему уже до такой степени надоели сбегавшиеся ему навстречу люди, что
один их вид приводил его в смущение? Дневник также ничего не сообщает,
сказал ли что-яибудь архипастырь этому "малому стаду" верных? Видно только,
что он "приложился" к иконе и осмотрел "превратившийся в иллюминацию" храм.
А это очень жалко, потому что, как справедливо кем-то замечено, наши
простолюдины особенно любят "вероучительное слово", просто и прямо
обращенное к ним от высших лиц церковной иерархии, и некоторые из нынешних
архиереев, нраву которых не претит это простосердечное желание, стараются не
отказывать в этом (таков, например, преосвященный Модест, стяжавший себе
своею беседностию aura popularis {Народную любовь (лат.).} на Подлясье). Но
любители пышности смотрели на эти вещи иначе, и потому сношения архипастыря
с "малым стадом" в Гореничах, может быть, были бессловесные. Иначе
аккуратный записчик всего происходящего, отец Фока, не преминул бы отметить
это в своих записях. Но он заключает сказание о сей встрече кратко словами:
"простился, благословил и уехал". А затем следует неинтересная роспись
"фургонов", на которых повезли конторщика, дьяконов и иподиаконов, в числе
коих проименован отец Адий, с пояснительною аттестациею: "всеми
презираемый". Маленьких певчих отец Фока пожалел, оставил у себя ночевать и
уложил "всех покотом", а утром супруга отца Фоки накормила этих утомленных
мальчиков "горячими пирогами с говядиной", за что они, оправясь от
усталости, в благодарность хозяйке "запели несколько кантиков", а она им
дала на орехи по "злотому" (то есть по пятнадцати копеек).
Потом и этих ребят запаковали в фургоны и отправили.
"Певчие остались нашим угощением довольны, как заметно было", -
отмечает практический отец Фока, не пренебрегавший, по-видимому, и единым от
малых сих, часто видящих лицо его преосвященства. И эта заботливость о
ребятках, по правде сказать, представляет самое теплое место в интересном
дневнике отца Фоки.
Затем финал, по обычаю: "Выпроводивши их, мы порядочно принялись
отдыхать и проспали до того времени, как приехала к нам Анна Федоровна на
поклонение".
Ничьи "лядвии" не пострадали, и все кончилось "простенько, но мило", -
только много было хлопот и шуму, и притом чуть-чуть не из-за пустяков.
Но бывали хлопоты и совсем из-за пустяков.
Всем изобильный дневник отца Фоки сообщает небольшую историйку и в этом
роде.
Выписываем еще одно последнее сказание из летописи отца Фоки, и очерк
наш кончен.
"13-го августа (1851 года). Застал дома указы о проезде епископа по
епархии с 16-го августа. Труды и заботы, писания. Хлопоты и ниоткуда
пособия. Всего уродило 28 коп.
15-го, среда. После обеда, по моему приказанию, прибирают в храме, ибо
владыка будет ехать, -
обилием почетных церемоний и "просил, чтобы не делать никакой встречи и
пения".
"Войдя в церковь не прямыми дверями, а прейдя инуде через пономарню",
его преосвященство "несколько сконфузился", заметив в храме десятка три
прихожан, и приложился к иконе божией матери".
Дневник не объясняет, чего именно "сконфузился" владыка, "заметив
десятка три прихожан", - показалось ли ему, что три десятка людей мало для
его приезда и "иллюминации", в которую "превратился" по этому случаю храм;
или ему уже до такой степени надоели сбегавшиеся ему навстречу люди, что
один их вид приводил его в смущение? Дневник также ничего не сообщает,
сказал ли что-яибудь архипастырь этому "малому стаду" верных? Видно только,
что он "приложился" к иконе и осмотрел "превратившийся в иллюминацию" храм.
А это очень жалко, потому что, как справедливо кем-то замечено, наши
простолюдины особенно любят "вероучительное слово", просто и прямо
обращенное к ним от высших лиц церковной иерархии, и некоторые из нынешних
архиереев, нраву которых не претит это простосердечное желание, стараются не
отказывать в этом (таков, например, преосвященный Модест, стяжавший себе
своею беседностию aura popularis {Народную любовь (лат.).} на Подлясье). Но
любители пышности смотрели на эти вещи иначе, и потому сношения архипастыря
с "малым стадом" в Гореничах, может быть, были бессловесные. Иначе
аккуратный записчик всего происходящего, отец Фока, не преминул бы отметить
это в своих записях. Но он заключает сказание о сей встрече кратко словами:
"простился, благословил и уехал". А затем следует неинтересная роспись
"фургонов", на которых повезли конторщика, дьяконов и иподиаконов, в числе
коих проименован отец Адий, с пояснительною аттестациею: "всеми
презираемый". Маленьких певчих отец Фока пожалел, оставил у себя ночевать и
уложил "всех покотом", а утром супруга отца Фоки накормила этих утомленных
мальчиков "горячими пирогами с говядиной", за что они, оправясь от
усталости, в благодарность хозяйке "запели несколько кантиков", а она им
дала на орехи по "злотому" (то есть по пятнадцати копеек).
Потом и этих ребят запаковали в фургоны и отправили.
"Певчие остались нашим угощением довольны, как заметно было", -
отмечает практический отец Фока, не пренебрегавший, по-видимому, и единым от
малых сих, часто видящих лицо его преосвященства. И эта заботливость о
ребятках, по правде сказать, представляет самое теплое место в интересном
дневнике отца Фоки.
Затем финал, по обычаю: "Выпроводивши их, мы порядочно принялись
отдыхать и проспали до того времени, как приехала к нам Анна Федоровна на
поклонение".
Ничьи "лядвии" не пострадали, и все кончилось "простенько, но мило", -
только много было хлопот и шуму, и притом чуть-чуть не из-за пустяков.
Но бывали хлопоты и совсем из-за пустяков.
Всем изобильный дневник отца Фоки сообщает небольшую историйку и в этом
роде.
Выписываем еще одно последнее сказание из летописи отца Фоки, и очерк
наш кончен.
"13-го августа (1851 года). Застал дома указы о проезде епископа по
епархии с 16-го августа. Труды и заботы, писания. Хлопоты и ниоткуда
пособия. Всего уродило 28 коп.
15-го, среда. После обеда, по моему приказанию, прибирают в храме, ибо
владыка будет ехать, -