у на пол.
- Не ляжете, что ли, опять? - спросил Захар. - Так я бы поправил
постель.
- Принеси мне чернил и бумаги, - отвечал Обломов.
Обломов задумался над словами: "Теперь или никогда!"
Вслушиваясь в это отчаянное воззвание разума и силы, он сознавал и
взвешивал, что' у него осталось еще в остатке воли и куда он понесет, во
что положит этот скудный остаток.
После мучительной думы он схватил перо, вытащил из угла книгу и в один
час хотел прочесть, написать и передумать все, чего не прочел, не написал и
не передумал в десять лет.
Что ему делать теперь? Идти вперед или остаться? Этот обломовский
вопрос был для него глубже гамлетовского. Идти вперед - это значит вдруг
сбросить широкий халат не только с плеч, но и с души, с ума; вместе с пылью
и паутиной со стен смести паутину с глаз и прозреть!
Какой первый шаг сделать к тому? С чего начать? Не знаю, не могу...
нет... лукавлю, знаю и... Да и Штольц тут, под боком; он сейчас скажет.
А что он скажет? "В неделю, скажет, набросать подробную инструкцию
поверенному и отправить его в деревню, Обломовку заложить, прикупить земли,
послать план построек, квартиру сдать, взять паспорт и ехать на полгода за
границу, сбыть лишний жир, сбросить тяжесть, освежить душу тем воздухом, о
котором мечтал некогда с другом, пожить без халата, без Захара и
Тарантьева, надевать самому чулки и снимать с себя сапоги, спать только
ночью, ехать, куда все едут, по железным дорогам, на пароходах, потом...
Потом... поселиться в Обломовке, знать, что такое посев и умолот, отчего
бывает мужик беден и богат; ходить в поле, ездить на выборы, на завод, на
мельницы, на пристань. В то же время читать газеты, книги, беспокоиться о
том, зачем англичане послали корабль на Восток..."
Вот что он скажет! Это значит идти вперед... И так всю жизнь! Прощай,
поэтический идеал жизни! Это какая-то кузница, не жизнь; тут вечно пламя,
трескотня, жар, шум... когда же пожить? Не лучше ли остаться?
Остаться - значит надевать рубашку наизнанку, слушать прыганье
Захаровых ног с лежанки, обедать с Тарантьевым, меньше думать обо всем, не
дочитать до конца путешествия в Африку, состариться мирно на квартире у
кумы Тарантьева...
"Теперь или никогда!" "Быть или не быть!" Обломов приподнялся было с
кресла, но не попал сразу ногой в туфлю и сел опять.
Через две недели Штольц уже уехал в Англию, взяв с Обломова слово
приехать прямо в Париж. У Илья Ильича уже и паспорт был готов, он даже
заказал себе дорожное пальто, купил фуражку. Вот как подвинулись дела.
Уже Захар глубокомысленно доказывал, что довольно заказать и одну пару
сапог, а под другую подкинуть подметки. Обломов купил одеяло, шерстяную
фуфайку, дорожный несессер, хотел - мешок для провизии, но десять человек
сказали, что за границей провизии не возят.
Захар метался по мастеровым, по лавкам, весь в поту, и хоть много
гривен и пятаков положил себе в карман от сдач по лавкам, но проклял и
Андрея Ивановича и всех, кто выдумал путешествия.
- Что он там один-то будет делать? - говорил он в лавочке. - Там,
слышь, служат господам все девки. Где девке сапоги стащить? И как она
станет чулки натягивать на голые ноги барину?..
Он даже усмехнулся, так что бакенбарды поднялись в сторону, и покачал
головой. Обломов не поленился, написал, что взять с собой и что оставить
дома. Мебель и прочие вещи поручено Тарантьеву отвезти на квартиру к куме,
на
- Не ляжете, что ли, опять? - спросил Захар. - Так я бы поправил
постель.
- Принеси мне чернил и бумаги, - отвечал Обломов.
Обломов задумался над словами: "Теперь или никогда!"
Вслушиваясь в это отчаянное воззвание разума и силы, он сознавал и
взвешивал, что' у него осталось еще в остатке воли и куда он понесет, во
что положит этот скудный остаток.
После мучительной думы он схватил перо, вытащил из угла книгу и в один
час хотел прочесть, написать и передумать все, чего не прочел, не написал и
не передумал в десять лет.
Что ему делать теперь? Идти вперед или остаться? Этот обломовский
вопрос был для него глубже гамлетовского. Идти вперед - это значит вдруг
сбросить широкий халат не только с плеч, но и с души, с ума; вместе с пылью
и паутиной со стен смести паутину с глаз и прозреть!
Какой первый шаг сделать к тому? С чего начать? Не знаю, не могу...
нет... лукавлю, знаю и... Да и Штольц тут, под боком; он сейчас скажет.
А что он скажет? "В неделю, скажет, набросать подробную инструкцию
поверенному и отправить его в деревню, Обломовку заложить, прикупить земли,
послать план построек, квартиру сдать, взять паспорт и ехать на полгода за
границу, сбыть лишний жир, сбросить тяжесть, освежить душу тем воздухом, о
котором мечтал некогда с другом, пожить без халата, без Захара и
Тарантьева, надевать самому чулки и снимать с себя сапоги, спать только
ночью, ехать, куда все едут, по железным дорогам, на пароходах, потом...
Потом... поселиться в Обломовке, знать, что такое посев и умолот, отчего
бывает мужик беден и богат; ходить в поле, ездить на выборы, на завод, на
мельницы, на пристань. В то же время читать газеты, книги, беспокоиться о
том, зачем англичане послали корабль на Восток..."
Вот что он скажет! Это значит идти вперед... И так всю жизнь! Прощай,
поэтический идеал жизни! Это какая-то кузница, не жизнь; тут вечно пламя,
трескотня, жар, шум... когда же пожить? Не лучше ли остаться?
Остаться - значит надевать рубашку наизнанку, слушать прыганье
Захаровых ног с лежанки, обедать с Тарантьевым, меньше думать обо всем, не
дочитать до конца путешествия в Африку, состариться мирно на квартире у
кумы Тарантьева...
"Теперь или никогда!" "Быть или не быть!" Обломов приподнялся было с
кресла, но не попал сразу ногой в туфлю и сел опять.
Через две недели Штольц уже уехал в Англию, взяв с Обломова слово
приехать прямо в Париж. У Илья Ильича уже и паспорт был готов, он даже
заказал себе дорожное пальто, купил фуражку. Вот как подвинулись дела.
Уже Захар глубокомысленно доказывал, что довольно заказать и одну пару
сапог, а под другую подкинуть подметки. Обломов купил одеяло, шерстяную
фуфайку, дорожный несессер, хотел - мешок для провизии, но десять человек
сказали, что за границей провизии не возят.
Захар метался по мастеровым, по лавкам, весь в поту, и хоть много
гривен и пятаков положил себе в карман от сдач по лавкам, но проклял и
Андрея Ивановича и всех, кто выдумал путешествия.
- Что он там один-то будет делать? - говорил он в лавочке. - Там,
слышь, служат господам все девки. Где девке сапоги стащить? И как она
станет чулки натягивать на голые ноги барину?..
Он даже усмехнулся, так что бакенбарды поднялись в сторону, и покачал
головой. Обломов не поленился, написал, что взять с собой и что оставить
дома. Мебель и прочие вещи поручено Тарантьеву отвезти на квартиру к куме,
на