ногда человек не
властен в себе; в него вселяется какая-то адская сила, на сердце падает
мрак, а в глазах блещут молнии. Ясность ума меркнет: уважение к чистоте, к
невинности - все уносит вихрь; человек не помнит себя; на него дышит
страсть; он перестает владеть собой - и тогда под ногами открывается
бездна.
Он даже вздрогнул.
- Ну, что ж? Пусть открывается! - сказала она, глядя на него во все
глаза.
Он молчал; дальше или нечего, или не нужно было говорить.
Она глядела на него долго, как будто читала в складках на лбу, как в
писаных строках, и сама вспоминала каждое его слово, взгляд, мысленно
пробегала всю историю своей любви, дошла до темного вечера в саду и вдруг
покраснела.
- Ты все глупости говоришь! - скороговоркой заметила она, глядя в
сторону. - Никаких я молний не видела у тебя в глазах... ты смотришь на
меня большею частью, как... моя няня Кузьминична! - прибавила она и
засмеялась.
- Ты шутишь, Ольга, а я не шутя говорю... и не все еще сказал.
- Что еще? - спросила она. - Какая там бездна?
Он вздохнул.
- А то, что не надо нам видеться... наедине...
- Почему?
- Нехорошо...
Она задумалась.
- Да, говорят, это нехорошо, - сказала она в раздумье, - да почему?
- Что скажут, когда узнают, когда разнесется...
- Кто ж скажет? У меня нет матери: она одна могла бы спросить меня,
зачем я вижусь с тобой, и перед ней одной я заплакала бы в ответ и сказала
бы, что я дурного ничего не делаю и ты тоже. Она бы поверила. Кто ж другой?
- спросила она.
- Тетка, - сказал Обломов.
- Тетка?
Ольга печально и отрицательно покачала головой:
- Она никогда не спросит. Если б я ушла совсем, она бы не пошла искать
и спрашивать меня, а я не пришла бы больше сказать ей, где была и что
делала. Кто ж еще?
- Другие, все... Намедни Сонечка смотрела на тебя и на меня,
улыбалась, и эти все господа и госпожи, что были с ней, тоже.
Он рассказал ей всю тревогу, в какой он жил с тех пор.
- Пока она смотрела только на меня, - прибавил он, - я ничего; но
когда этот же взгляд упал на тебя, у меня руки и ноги похолодели...
- Ну? - спросила она холодно.
- Ну, вот я и мучусь с тех пор день и ночь, ломаю голову, как
предупредить огласку; заботился, чтоб не напугать тебя... Я давно хотел
поговорить с тобой...
- Напрасная забота! - возразила она. - Я знала и без тебя.
- Как знала? - спросил он с удивлением.
- Так. Сонечка говорила со мной, выпытывала из меня, язвила, даже
учила, как мне вести себя с тобой.
- И ты мне ни слова, Ольга! - упрекнул он.
- Ты мне тоже до сих пор не сказал ничего о своей заботе!
- Что ж ты отвечала ей? - спросил он.
- Ничего! Что было отвечать на это? Покраснела только.
- Боже мой! До чего дошло: ты краснеешь! - с ужасом сказал он. - Как
мы неосторожны! Что выйдет из этого?
Он вопросительно глядел на нее.
- Не знаю, - кратко сказала она.
Обломов думал успокоиться, разделив заботу с Ольгой, почерпнуть в ее
глазах и ясной речи силу воли и вдруг, не найдя живого и решительного
ответа, упал духом.
Лицо у него подернулось нерешительностью, взгляд уныло блуждал вокруг.
Внутри его уже разыгрывалась легкая лихорадка. Он почти забыл про Ольгу;
перед ним толпились: Сонечка с мужем, гости; слышались их толки, смех.
Ольга вместо обыкновенной свое
властен в себе; в него вселяется какая-то адская сила, на сердце падает
мрак, а в глазах блещут молнии. Ясность ума меркнет: уважение к чистоте, к
невинности - все уносит вихрь; человек не помнит себя; на него дышит
страсть; он перестает владеть собой - и тогда под ногами открывается
бездна.
Он даже вздрогнул.
- Ну, что ж? Пусть открывается! - сказала она, глядя на него во все
глаза.
Он молчал; дальше или нечего, или не нужно было говорить.
Она глядела на него долго, как будто читала в складках на лбу, как в
писаных строках, и сама вспоминала каждое его слово, взгляд, мысленно
пробегала всю историю своей любви, дошла до темного вечера в саду и вдруг
покраснела.
- Ты все глупости говоришь! - скороговоркой заметила она, глядя в
сторону. - Никаких я молний не видела у тебя в глазах... ты смотришь на
меня большею частью, как... моя няня Кузьминична! - прибавила она и
засмеялась.
- Ты шутишь, Ольга, а я не шутя говорю... и не все еще сказал.
- Что еще? - спросила она. - Какая там бездна?
Он вздохнул.
- А то, что не надо нам видеться... наедине...
- Почему?
- Нехорошо...
Она задумалась.
- Да, говорят, это нехорошо, - сказала она в раздумье, - да почему?
- Что скажут, когда узнают, когда разнесется...
- Кто ж скажет? У меня нет матери: она одна могла бы спросить меня,
зачем я вижусь с тобой, и перед ней одной я заплакала бы в ответ и сказала
бы, что я дурного ничего не делаю и ты тоже. Она бы поверила. Кто ж другой?
- спросила она.
- Тетка, - сказал Обломов.
- Тетка?
Ольга печально и отрицательно покачала головой:
- Она никогда не спросит. Если б я ушла совсем, она бы не пошла искать
и спрашивать меня, а я не пришла бы больше сказать ей, где была и что
делала. Кто ж еще?
- Другие, все... Намедни Сонечка смотрела на тебя и на меня,
улыбалась, и эти все господа и госпожи, что были с ней, тоже.
Он рассказал ей всю тревогу, в какой он жил с тех пор.
- Пока она смотрела только на меня, - прибавил он, - я ничего; но
когда этот же взгляд упал на тебя, у меня руки и ноги похолодели...
- Ну? - спросила она холодно.
- Ну, вот я и мучусь с тех пор день и ночь, ломаю голову, как
предупредить огласку; заботился, чтоб не напугать тебя... Я давно хотел
поговорить с тобой...
- Напрасная забота! - возразила она. - Я знала и без тебя.
- Как знала? - спросил он с удивлением.
- Так. Сонечка говорила со мной, выпытывала из меня, язвила, даже
учила, как мне вести себя с тобой.
- И ты мне ни слова, Ольга! - упрекнул он.
- Ты мне тоже до сих пор не сказал ничего о своей заботе!
- Что ж ты отвечала ей? - спросил он.
- Ничего! Что было отвечать на это? Покраснела только.
- Боже мой! До чего дошло: ты краснеешь! - с ужасом сказал он. - Как
мы неосторожны! Что выйдет из этого?
Он вопросительно глядел на нее.
- Не знаю, - кратко сказала она.
Обломов думал успокоиться, разделив заботу с Ольгой, почерпнуть в ее
глазах и ясной речи силу воли и вдруг, не найдя живого и решительного
ответа, упал духом.
Лицо у него подернулось нерешительностью, взгляд уныло блуждал вокруг.
Внутри его уже разыгрывалась легкая лихорадка. Он почти забыл про Ольгу;
перед ним толпились: Сонечка с мужем, гости; слышались их толки, смех.
Ольга вместо обыкновенной свое