- Господи! Все утро такие веселые были... Что с ними? - шептала Катя,
принеся со стола тетки спирт и суетясь со стаканом воды.
Ольга очнулась, встала с помощью Кати и Обломова с кресла и, шатаясь,
пошла к себе в спальню.
- Это пройдет, - слабо сказала она, - это нервы; я дурно спала ночь.
Катя, затвори дверь, а вы подождите меня: я оправлюсь и выйду.
Обломов остался один, прикладывал к двери ухо, смотрел в щель замка,
но ничего не слышно и не видно.
Чрез полчаса он пошел по коридору до девичьей и спросил Катю: "Что
барышня?"
- Ничего, - сказала Катя, - они легли, а меня выслали; потом я
входила: они сидят в кресле.
Обломов опять пошел в гостиную, опять смотрел в дверь - ничего не
слышно.
Он чуть-чуть постучал пальцем - нет ответа.
Он сел и задумался. Много передумал он в эти полтора часа, много
изменилось в его мыслях, много он принял новых решений. Наконец он
остановился на том, что сам поедет с поверенным в деревню, но прежде
выпросит согласие тетки на свадьбу, обручится с Ольгой, Ивану Герасимовичу
поручит отыскать квартиру и даже займет денег... немного, чтоб свадьбу
сыграть.
Это долг можно заплатить из выручки за хлеб. Что ж он так приуныл? Ах,
боже мой, как все может переменить вид в одну минуту! А там, в деревне, они
распорядятся с поверенным собрать оброк; да, наконец, Штольцу напишет: тот
даст денег и потом приедет и устроит ему Обломовку на славу, он всюду
дороги проведет, и мостов настроит, и школы заведет... А там они, с
Ольгой!.. Боже! вот оно, счастье!.. Как это все ему в голову не пришло!
Вдруг ему стало так легко, весело; он начал ходить из угла в угол,
даже пощелкивал тихонько пальцами, чуть не закричал от радости, подошел к
двери Ольги и тихо позвал ее веселым голосом:
- Ольга, Ольга! Что я вам скажу! - говорил он, приложив губы сквозь
двери. - Никак не ожидаете...
Он даже решил не уезжать сегодня от нее, а дождаться тетки. "Сегодня
же объявим ей, и я уеду отсюда женихом".
Дверь тихо отворилась, и явилась Ольга; он взглянул на нее и вдруг
упал духом: радость его как в воду канула: Ольга как будто немного
постарела. Бледна, но глаза блестят; в замкнутых губах, во всякой черте
таится внутренняя напряженная жизнь, окованная, точно льдом, насильственным
спокойствием и неподвижностью.
Во взгляде ее он прочел решение, но какое - еще не знал, только у него
сердце стукнуло, как никогда не стучало. Таких минут не бывало в его жизни.
- Послушай, Ольга, не гляди на меня так: мне страшно! - сказал он. - Я
передумал: совсем иначе надо устроить... - продолжал потом, постепенно
понижая тон, останавливаясь и стараясь вникнуть в этот новый для него смысл
ее глаз, губ и говорящих бровей. - Я решил сам ехать в деревню, вместе с
поверенным... чтоб там... - едва слышно досказал он.
Она молчала, глядя на него пристально, как привидение.
Он смутно догадывался, какой приговор ожидал его, и взял шляпу, но
медлил спрашивать: ему страшно было услыхать роковое решение и, может быть,
без апелляции. Наконец он осилил себя.
- Так ли я понял?.. - спросил он ее изменившимся голосом.
Она медленно, с кротостью наклонила, в знак согласия, голову. Он хотя
до этого угадал ее мысль, но побледнел и все стоял перед ней.
Она была несколько томна, но казалась такою покойною и неподвижною,
как будто каменная статуя. Это был тот сверхъестественный покой, когда
соср