едоточенный замысел или пораженное чувство дают человеку вдруг всю
силу, чтоб сдержать себя, но только на один момент. Она походила на
раненого, который зажал рану рукой, чтоб досказать, что нужно, и потом
умереть.
- Ты не возненавидишь меня? - спросил он.
- За что? - сказала она слабо.
- За все, что я сделал с тобой...
- Что ты сделал?
- Любил тебя: это оскорбление!
Она с жалостью улыбнулась.
- За то, - говорил он, поникнув головой, - что ты ошибалась... Может
быть, ты простишь меня, если вспомнишь, что я предупреждал, как тебе будет
стыдно, как ты станешь раскаиваться...
- Я не раскаиваюсь. Мне так больно, так больно... - сказала она и
остановилась, чтоб перевести дух.
- Мне хуже, - отвечал Обломов, - но я сто'ю этого: за что ты мучишься?
- За гордость, - сказала она, - я наказана, я слишком понадеялась на
свои силы - вот в чем я ошиблась, а не в том, чего ты боялся. Не о первой
молодости и красоте мечтала я: я думала, что я оживлю тебя, что ты можешь
еще жить для меня, - а ты уж давно умер. Я не предвидела этой ошибки, а все
ждала, надеялась... и вот!.. - с трудом, со вздохом досказала она.
Она замолчала, потом села.
- Я не могу стоять: ноги дрожат. Камень ожил бы от того, что я
сделала, - продолжала она томным голосом. - Теперь не сделаю ничего, ни
шагу, даже не пойду в Летний сад: все бесполезно - ты умер!.. Ты согласен
со мной, Илья? - прибавила она потом, помолчав. - Не упрекнешь меня
никогда, что я по гордости или по капризу рассталась с тобой?
Он отрицательно покачал головой.
- Убежден ли ты, что нам ничего не осталось, никакой надежды?
- Да, - сказал он, - это правда... Но, может быть... - нерешительно
прибавил потом, - через год... - У него недоставало духа нанести
решительный удар своему счастью.
- Ужели ты думаешь, что через год ты устроил бы свои дела и жизнь? -
спросила она. - Подумай!
Он вздохнул и задумался, боролся с собой. Она прочла эту борьбу на
лице.
- Послушай, - сказала она, - я сейчас долго смотрела на портрет моей
матери и, кажется, заняла в ее глазах совета и силы. Если ты теперь, как
честный человек... Помни, Илья, мы не дети и не шутим: дело идет о целой
жизни! Спроси же строго у своей совести и скажи - я поверю тебе, я тебя
знаю: станет и тебя на всю жизнь? Будешь ли ты для меня тем, что мне нужно?
Ты меня знаешь, следовательно понимаешь, что я хочу сказать. Если ты
скажешь смело и обдуманно да, я беру назад свое решение: вот моя рука, и
пойдем, куда хочешь, за границу, в деревню, даже на Выборгскую сторону!
Он молчал.
- Если б ты знала, как я люблю...
- Я жду не уверений в любви, а короткого ответа, - перебила она почти
сухо.
- Не мучь меня, Ольга! - с унынием умолял он.
- Что ж, Илья, права я или нет?
- Да, - внятно и решительно сказал он, - ты права!
- Так нам пора расстаться, - решила она, - пока не застали тебя и не
видали, как я расстроена!
Он все не шел.
- Если б ты и женился, что потом? - спросила она.
Он молчал.
- Ты засыпал бы с каждым днем все глубже - не правда ли? А я? Ты
видишь, какая я? Я не состареюсь, не устану жить никогда. А с тобой мы
стали бы жить изо дня в день, ждать рождества, потом масленицы, ездить в
гости, танцевать и не думать ни о чем; ложились бы спать и благодарили
бога, что день скоро прошел, а утром просыпались бы с
силу, чтоб сдержать себя, но только на один момент. Она походила на
раненого, который зажал рану рукой, чтоб досказать, что нужно, и потом
умереть.
- Ты не возненавидишь меня? - спросил он.
- За что? - сказала она слабо.
- За все, что я сделал с тобой...
- Что ты сделал?
- Любил тебя: это оскорбление!
Она с жалостью улыбнулась.
- За то, - говорил он, поникнув головой, - что ты ошибалась... Может
быть, ты простишь меня, если вспомнишь, что я предупреждал, как тебе будет
стыдно, как ты станешь раскаиваться...
- Я не раскаиваюсь. Мне так больно, так больно... - сказала она и
остановилась, чтоб перевести дух.
- Мне хуже, - отвечал Обломов, - но я сто'ю этого: за что ты мучишься?
- За гордость, - сказала она, - я наказана, я слишком понадеялась на
свои силы - вот в чем я ошиблась, а не в том, чего ты боялся. Не о первой
молодости и красоте мечтала я: я думала, что я оживлю тебя, что ты можешь
еще жить для меня, - а ты уж давно умер. Я не предвидела этой ошибки, а все
ждала, надеялась... и вот!.. - с трудом, со вздохом досказала она.
Она замолчала, потом села.
- Я не могу стоять: ноги дрожат. Камень ожил бы от того, что я
сделала, - продолжала она томным голосом. - Теперь не сделаю ничего, ни
шагу, даже не пойду в Летний сад: все бесполезно - ты умер!.. Ты согласен
со мной, Илья? - прибавила она потом, помолчав. - Не упрекнешь меня
никогда, что я по гордости или по капризу рассталась с тобой?
Он отрицательно покачал головой.
- Убежден ли ты, что нам ничего не осталось, никакой надежды?
- Да, - сказал он, - это правда... Но, может быть... - нерешительно
прибавил потом, - через год... - У него недоставало духа нанести
решительный удар своему счастью.
- Ужели ты думаешь, что через год ты устроил бы свои дела и жизнь? -
спросила она. - Подумай!
Он вздохнул и задумался, боролся с собой. Она прочла эту борьбу на
лице.
- Послушай, - сказала она, - я сейчас долго смотрела на портрет моей
матери и, кажется, заняла в ее глазах совета и силы. Если ты теперь, как
честный человек... Помни, Илья, мы не дети и не шутим: дело идет о целой
жизни! Спроси же строго у своей совести и скажи - я поверю тебе, я тебя
знаю: станет и тебя на всю жизнь? Будешь ли ты для меня тем, что мне нужно?
Ты меня знаешь, следовательно понимаешь, что я хочу сказать. Если ты
скажешь смело и обдуманно да, я беру назад свое решение: вот моя рука, и
пойдем, куда хочешь, за границу, в деревню, даже на Выборгскую сторону!
Он молчал.
- Если б ты знала, как я люблю...
- Я жду не уверений в любви, а короткого ответа, - перебила она почти
сухо.
- Не мучь меня, Ольга! - с унынием умолял он.
- Что ж, Илья, права я или нет?
- Да, - внятно и решительно сказал он, - ты права!
- Так нам пора расстаться, - решила она, - пока не застали тебя и не
видали, как я расстроена!
Он все не шел.
- Если б ты и женился, что потом? - спросила она.
Он молчал.
- Ты засыпал бы с каждым днем все глубже - не правда ли? А я? Ты
видишь, какая я? Я не состареюсь, не устану жить никогда. А с тобой мы
стали бы жить изо дня в день, ждать рождества, потом масленицы, ездить в
гости, танцевать и не думать ни о чем; ложились бы спать и благодарили
бога, что день скоро прошел, а утром просыпались бы с