ловек еще молодой, но замотавшийся до невероятной степени и проживав-
ший одно время у дяди, прямо и просто объявил мне, что, по его глубочай-
шему убеждению, генеральша находилась в непозволительной связи с Фомой
Фомичом. Разумеется, я тогда же с негодованием отверг это предположение,
как уж слишком грубое и простодушное. Нет, тут было другое, и это другое
я никак не могу объяснить иначе, как предварительно объяснив читателю
характер Фомы Фомича так, как я сам его понял впоследствии.
Представьте же себе человечка, самого ничтожного, самого малодушного,
выкидыша из общества, никому не нужного, совершенно бесполезного, совер-
шенно гаденького, но необъятно самолюбивого и вдобавок не одаренного ре-
шительно ничем, чем бы мог он хоть сколько-нибудь оправдать свое болез-
ненно раздраженное самолюбие. Предупреждаю заранее: Фома Фомич есть оли-
цетворение самолюбия самого безграничного, но вместе с тем самолюбия
особенного, именно: случающегося при самом полном ничтожестве, и, как
обыкновенно бывает в таком случае, самолюбия оскорбленного, подавленного
тяжкими прежними неудачами, загноившегося давно-давно и с тех пор выдав-
ливающего из себя зависть и яд при каждой встрече, при каждой чужой уда-
че. Нечего и говорить, что все это приправлено самою безобразною обидчи-
востью, самою сумасшедшею мнительностью. Может быть, спросят: откуда бе-
рется такое самолюбие? как зарождается оно, при таком полном ничтожест-
ве, в таких жалких людях, которые, уже по социальному положению своему,
обязаны знать свое место? Как отвечать на этот вопрос? Кто знает, может
быть, есть и исключения, к которым и принадлежит мой герой. Он и
действительно есть исключение из правила, что и объяснится впоследствии.
Однако ж позвольте спросить: уверены ли вы, что те, которые уже совер-
шенно смирились и считают себе за честь и за счастье быть вашими шутами,
приживальщиками и прихлебателями,- уверены ли вы, что они уже совершенно
отказались от всякого самолюбия? А зависть, а сплетни, а ябедничество, а
доносы, а таинственные шипения в задних углах у вас же, где-нибудь под
боком, за вашим же столом?.. Кто знает, может быть, в некоторых из этих
униженных судьбою скитальцев, ваших шутов и юродивых, самолюбие не
только не проходит от унижения, но даже еще более распаляется именно от
этого же самого унижения, от юродства и шутовства, от прихлебательства и
вечно вынуждаемой подчиненности и безличности. Кто знает, может быть,
это безобразно вырастающее самолюбие есть только ложное, первоначально
извращенное чувство собственного достоинства, оскорбленного в первый раз
еще, может, в детстве гнетом, бедностью, грязью, оплеванного, может
быть, еще в лице родителей будущего скитальца, на его же глазах? Но я
сказал, что Фома Фомич есть к тому же и исключение из общего правила.
Это и правда. Он был когда-то литератором и был огорчен и не признан; а
литература способна загубить и не одного Фому Фомича - разумеется, неп-
ризнанная. Не знаю, но надо полагать, что Фоме Фомичу не удалось еще и
прежде литературы; может быть, и на других карьерах он получал одни
только щелчки вместо жалования или что-нибудь еще того хуже. Это мне,
впрочем, неизвестно; но я впоследствии справлялся и наверно знаю, что
Фома действительно сотворил когда-то в Москве романчик, весьма похожий
на те, которые стряпались там в тридцатых годах ежегодно десятками, вро-
де различных "Освобождений Москвы"
ший одно время у дяди, прямо и просто объявил мне, что, по его глубочай-
шему убеждению, генеральша находилась в непозволительной связи с Фомой
Фомичом. Разумеется, я тогда же с негодованием отверг это предположение,
как уж слишком грубое и простодушное. Нет, тут было другое, и это другое
я никак не могу объяснить иначе, как предварительно объяснив читателю
характер Фомы Фомича так, как я сам его понял впоследствии.
Представьте же себе человечка, самого ничтожного, самого малодушного,
выкидыша из общества, никому не нужного, совершенно бесполезного, совер-
шенно гаденького, но необъятно самолюбивого и вдобавок не одаренного ре-
шительно ничем, чем бы мог он хоть сколько-нибудь оправдать свое болез-
ненно раздраженное самолюбие. Предупреждаю заранее: Фома Фомич есть оли-
цетворение самолюбия самого безграничного, но вместе с тем самолюбия
особенного, именно: случающегося при самом полном ничтожестве, и, как
обыкновенно бывает в таком случае, самолюбия оскорбленного, подавленного
тяжкими прежними неудачами, загноившегося давно-давно и с тех пор выдав-
ливающего из себя зависть и яд при каждой встрече, при каждой чужой уда-
че. Нечего и говорить, что все это приправлено самою безобразною обидчи-
востью, самою сумасшедшею мнительностью. Может быть, спросят: откуда бе-
рется такое самолюбие? как зарождается оно, при таком полном ничтожест-
ве, в таких жалких людях, которые, уже по социальному положению своему,
обязаны знать свое место? Как отвечать на этот вопрос? Кто знает, может
быть, есть и исключения, к которым и принадлежит мой герой. Он и
действительно есть исключение из правила, что и объяснится впоследствии.
Однако ж позвольте спросить: уверены ли вы, что те, которые уже совер-
шенно смирились и считают себе за честь и за счастье быть вашими шутами,
приживальщиками и прихлебателями,- уверены ли вы, что они уже совершенно
отказались от всякого самолюбия? А зависть, а сплетни, а ябедничество, а
доносы, а таинственные шипения в задних углах у вас же, где-нибудь под
боком, за вашим же столом?.. Кто знает, может быть, в некоторых из этих
униженных судьбою скитальцев, ваших шутов и юродивых, самолюбие не
только не проходит от унижения, но даже еще более распаляется именно от
этого же самого унижения, от юродства и шутовства, от прихлебательства и
вечно вынуждаемой подчиненности и безличности. Кто знает, может быть,
это безобразно вырастающее самолюбие есть только ложное, первоначально
извращенное чувство собственного достоинства, оскорбленного в первый раз
еще, может, в детстве гнетом, бедностью, грязью, оплеванного, может
быть, еще в лице родителей будущего скитальца, на его же глазах? Но я
сказал, что Фома Фомич есть к тому же и исключение из общего правила.
Это и правда. Он был когда-то литератором и был огорчен и не признан; а
литература способна загубить и не одного Фому Фомича - разумеется, неп-
ризнанная. Не знаю, но надо полагать, что Фоме Фомичу не удалось еще и
прежде литературы; может быть, и на других карьерах он получал одни
только щелчки вместо жалования или что-нибудь еще того хуже. Это мне,
впрочем, неизвестно; но я впоследствии справлялся и наверно знаю, что
Фома действительно сотворил когда-то в Москве романчик, весьма похожий
на те, которые стряпались там в тридцатых годах ежегодно десятками, вро-
де различных "Освобождений Москвы"