альши, желавшей овладеть Татьяной Ивановной и во что бы ни
стало женить дядю на ее деньгах. Господин Бахчеев был прав, говоря о ку-
пидоне, доведшем Татьяну Ивановну до последней точки; а мысль дяди, пос-
ле известия о ее побеге с Обноскиным, бежать за ней и воротить ее, хоть
насильно, была самая рациональная. Бедняжка неспособна была жить без
опеки и тотчас же погибла бы, если б попалась к недобрым людям.
Был час десятый, когда мы приехали в Мишино. Это была бедная, ма-
ленькая деревенька, верстах в трех от большой дороги и стоявшая в ка-
кой-то яме. Шесть или семь крестьянских изб, закоптелых, покривившихся
набок и едва прикрытых почерневшею соломою, как-то грустно и неприветли-
во смотрели на проезжего. Ни садика, ни кустика не было кругом на чет-
верть версты. Только одна старая ракита свесилась и дремала над зелено-
ватой лужей, называвшейся прудом. Такое новоселье, вероятно, не могло
произвесть отрадного впечатления на Татьяну Ивановну. Барская усадьба
состояла из нового, длинного и узкого сруба, с шестью окнами в ряд и
крытого на скорую руку соломой. Чиновник-помещик только что начинал хо-
зяйничать. Даже двор еще не был огорожен забором, и только с одной сто-
роны начинался новый плетень, с которого еще не успели осыпаться высох-
шие ореховые листья. У плетня стоял тарантас Обноскина. Мы упали на ви-
новатых как снег на голову. Из раскрытого окна слышались крики и плач.
Встретившийся нам в сенях босоногий мальчик ударился от нас бежать
сломя голову. В первой же комнате, на ситцевом, длинном "турецком" дива-
не, без спинки, восседала заплаканная Татьяна Ивановна. Увидев нас, она
взвизгнула и закрылась ручками. Возле нее стоял Обноскин, испуганный и
сконфуженный до жалости. Он до того потерялся, что бросился пожимать нам
руки, как будто обрадовавшись нашему приезду. Из-за приотворенной в дру-
гую комнату двери выглядывало чье-то дамское платье: кто-то подслушивал
и подглядывал в незаметную для нас щелочку. Хозяева не являлись: каза-
лось, их в доме не было; все куда-то попрятались.
- Вот она, путешественница! еще и ручками закрывается! - вскричал
господин Бахчеев, вваливаясь за нами в комнату.
- Остановите ваш восторг, Степан Алексеич! Это наконец неприлично.
Имеет право теперь говорить один только Егор Ильич, а мы здесь совершен-
но посторонние, - резко заметил Мизинчиков.
Дядя, бросив строгий взгляд на господина Бахчеева и как будто совсем
не замечая Обноскина, бросившегося к нему с рукопожатиями, подошел к
Татьяне Ивановне, все еще закрывавшейся ручками, и самым мягким голосом,
с самым непритворным участием сказал ей:
- Татьяна Ивановна! мы все так любим и уважаем вас, что сами приехали
узнать о ваших намерениях. Угодно вам будет ехать с нами в Степанчиково?
Илюша именинник. Маменька вас ждет с нетерпением, а Сашурка с Настей уж,
верно, проплакали о вас целое утро ...
Татьяна Ивановна робко приподняла голову, посмотрела на него сквозь
пальцы и вдруг залившись слезами, бросилась к нему на шею.
- Ах, увезите, увезите меня отсюда скорее! - говорила она рыдая, -
скорее, как можно скорее!
- Расскакалась да и сбрендила! - прошипел Бахчеев, подталкивая меня
рукою.
- Значит, все кончено, - сказал дядя, сухо обращаясь к Обноскину и
почти не глядя на него. - Татьяна Ивановна, пожалуйте вашу руку. Едем!
За дверьми послышался шорох; дверь скрипнула и приотворила
стало женить дядю на ее деньгах. Господин Бахчеев был прав, говоря о ку-
пидоне, доведшем Татьяну Ивановну до последней точки; а мысль дяди, пос-
ле известия о ее побеге с Обноскиным, бежать за ней и воротить ее, хоть
насильно, была самая рациональная. Бедняжка неспособна была жить без
опеки и тотчас же погибла бы, если б попалась к недобрым людям.
Был час десятый, когда мы приехали в Мишино. Это была бедная, ма-
ленькая деревенька, верстах в трех от большой дороги и стоявшая в ка-
кой-то яме. Шесть или семь крестьянских изб, закоптелых, покривившихся
набок и едва прикрытых почерневшею соломою, как-то грустно и неприветли-
во смотрели на проезжего. Ни садика, ни кустика не было кругом на чет-
верть версты. Только одна старая ракита свесилась и дремала над зелено-
ватой лужей, называвшейся прудом. Такое новоселье, вероятно, не могло
произвесть отрадного впечатления на Татьяну Ивановну. Барская усадьба
состояла из нового, длинного и узкого сруба, с шестью окнами в ряд и
крытого на скорую руку соломой. Чиновник-помещик только что начинал хо-
зяйничать. Даже двор еще не был огорожен забором, и только с одной сто-
роны начинался новый плетень, с которого еще не успели осыпаться высох-
шие ореховые листья. У плетня стоял тарантас Обноскина. Мы упали на ви-
новатых как снег на голову. Из раскрытого окна слышались крики и плач.
Встретившийся нам в сенях босоногий мальчик ударился от нас бежать
сломя голову. В первой же комнате, на ситцевом, длинном "турецком" дива-
не, без спинки, восседала заплаканная Татьяна Ивановна. Увидев нас, она
взвизгнула и закрылась ручками. Возле нее стоял Обноскин, испуганный и
сконфуженный до жалости. Он до того потерялся, что бросился пожимать нам
руки, как будто обрадовавшись нашему приезду. Из-за приотворенной в дру-
гую комнату двери выглядывало чье-то дамское платье: кто-то подслушивал
и подглядывал в незаметную для нас щелочку. Хозяева не являлись: каза-
лось, их в доме не было; все куда-то попрятались.
- Вот она, путешественница! еще и ручками закрывается! - вскричал
господин Бахчеев, вваливаясь за нами в комнату.
- Остановите ваш восторг, Степан Алексеич! Это наконец неприлично.
Имеет право теперь говорить один только Егор Ильич, а мы здесь совершен-
но посторонние, - резко заметил Мизинчиков.
Дядя, бросив строгий взгляд на господина Бахчеева и как будто совсем
не замечая Обноскина, бросившегося к нему с рукопожатиями, подошел к
Татьяне Ивановне, все еще закрывавшейся ручками, и самым мягким голосом,
с самым непритворным участием сказал ей:
- Татьяна Ивановна! мы все так любим и уважаем вас, что сами приехали
узнать о ваших намерениях. Угодно вам будет ехать с нами в Степанчиково?
Илюша именинник. Маменька вас ждет с нетерпением, а Сашурка с Настей уж,
верно, проплакали о вас целое утро ...
Татьяна Ивановна робко приподняла голову, посмотрела на него сквозь
пальцы и вдруг залившись слезами, бросилась к нему на шею.
- Ах, увезите, увезите меня отсюда скорее! - говорила она рыдая, -
скорее, как можно скорее!
- Расскакалась да и сбрендила! - прошипел Бахчеев, подталкивая меня
рукою.
- Значит, все кончено, - сказал дядя, сухо обращаясь к Обноскину и
почти не глядя на него. - Татьяна Ивановна, пожалуйте вашу руку. Едем!
За дверьми послышался шорох; дверь скрипнула и приотворила