дураком Фомою Фомичом! Вам хотелось бы самому жениться из гнусного инте-
реса. Извините-с, здесь благороднее думают! Татьяна Ивановна, видя, что
против нее у вас замышляют, что ее губят, сама вверилась Павлуше. Она
сама просила его, так сказать, спасти ее от ваших сетей; она принуждена
была бежать от вас ночью - вот как-с! вот вы до чего ее довели! Так ли,
Татьяна Ивановна? А если так, то как смеете вы врываться целой шайкой в
благородный дворянский дом и силою увозить благородную девицу, несмотря
на ее крики и слезы? Я не позволю! не позволю! Я не сошла с ума! ..
Татьяна Ивановна останется, потому что так хочет! Пойдемте, Татьяна Ива-
новна, нечего их слушать: это враги ваши, а не друзья! Не робейте, пой-
демте! Я их тотчас же выпровожу!..
- Нет, нет! - закричала испуганная Татьяна Ивановна, - я не хочу, не
хочу! Какой он муж? Я не хочу выходить замуж за вашего сына! Какой он
мне муж?
- Не хотите? - взвизгнула Анфиса Петровна, задыхаясь от злости, - не
хотите? Приехали, да и не хотите? В таком случае как же вы смели обманы-
вать нас? В таком случае как же вы смели обещать ему, бежали с ним
ночью, сами навязывались, ввели нас в недоумение, в расходы? Мой сын,
может быть, благородную партию потерял из-за вас!.. Он, может быть, де-
сятки тысяч приданого потерял из-за вас!.. Нет-с! Вы заплатите, вы долж-
ны теперь заплатить: мы доказательства имеем: вы ночью бежали...
Но мы не дослушали этой тирады. Все разом, сгруппировавшись около дя-
ди, мы двинулись вперед, прямо на Анфису Петровну, и вышли на крыльцо.
Тотчас же подали коляску.
- Так делают одни только бесчестные люди, одни подлецы! - кричала Ан-
фиса Петровна с крыльца в совершенном исступлении. - Я бумагу подам! вы
заплатите... вы едете в бесчестный дом, Татьяна Ивановна! вы не можете
выйти замуж за Егора Ильича; он под носом у вас держит гувернантку на
содержании!..
Дядя задрожал, побледнел, закусил губу и бросился усаживать Татьяну
Ивановну. Я зашел с другой стороны коляски и ждал своей очереди са-
диться, как вдруг очутился подле меня Обноскин и схватил меня за руку.
- По крайней мере позвольте мне искать вашей дружбы! - сказал он,
крепко сжимая мою руку и с каким-то отчаянным выражением в лице.
- Как это дружбы? - сказал я, занося ногу на подножку коляски.
- Так-с! Я еще вчера отличил в вас образованнейшего человека. Не су-
дите меня... Меня собственно обольстила маменька, а я тут совсем в сто-
роне. Я более имею наклонности к литературе - уверяю вас; а это все ма-
менька...
- Верю, верю, - сказал я, - прощайте!
Мы уселись, и лошади поскакали. Крики и проклятия Анфисы Петровны еще
долго звучали нам вслед, а из всех окон дома вдруг высунулись чьи-то не-
известные лица и смотрели на нас с диким любопытством.
В коляске помещалось теперь нас пятеро; но Мизинчиков пересел на коз-
лы, уступив свое прежнее место господину Бахчееву, которому пришлось те-
перь сидеть прямо против Татьяны Ивановны. Татьяна Ивановна была очень
довольна, что мы ее увезли, но все еще плакала. Дядя, как мог, утешал
ее. Сам же он был грустен и задумчив: видно было, что бешеные слова Ан-
фисы Петровны о Настеньке тяжело и больно отозвались в его сердце. Впро-
чем, обратный путь наш кончился бы без всякой тревоги, если б только не
было с нами господина Бахчеева.
Усевшись напротив Татьяны Ивановны, он стал точно сам не свой; он не
мог
реса. Извините-с, здесь благороднее думают! Татьяна Ивановна, видя, что
против нее у вас замышляют, что ее губят, сама вверилась Павлуше. Она
сама просила его, так сказать, спасти ее от ваших сетей; она принуждена
была бежать от вас ночью - вот как-с! вот вы до чего ее довели! Так ли,
Татьяна Ивановна? А если так, то как смеете вы врываться целой шайкой в
благородный дворянский дом и силою увозить благородную девицу, несмотря
на ее крики и слезы? Я не позволю! не позволю! Я не сошла с ума! ..
Татьяна Ивановна останется, потому что так хочет! Пойдемте, Татьяна Ива-
новна, нечего их слушать: это враги ваши, а не друзья! Не робейте, пой-
демте! Я их тотчас же выпровожу!..
- Нет, нет! - закричала испуганная Татьяна Ивановна, - я не хочу, не
хочу! Какой он муж? Я не хочу выходить замуж за вашего сына! Какой он
мне муж?
- Не хотите? - взвизгнула Анфиса Петровна, задыхаясь от злости, - не
хотите? Приехали, да и не хотите? В таком случае как же вы смели обманы-
вать нас? В таком случае как же вы смели обещать ему, бежали с ним
ночью, сами навязывались, ввели нас в недоумение, в расходы? Мой сын,
может быть, благородную партию потерял из-за вас!.. Он, может быть, де-
сятки тысяч приданого потерял из-за вас!.. Нет-с! Вы заплатите, вы долж-
ны теперь заплатить: мы доказательства имеем: вы ночью бежали...
Но мы не дослушали этой тирады. Все разом, сгруппировавшись около дя-
ди, мы двинулись вперед, прямо на Анфису Петровну, и вышли на крыльцо.
Тотчас же подали коляску.
- Так делают одни только бесчестные люди, одни подлецы! - кричала Ан-
фиса Петровна с крыльца в совершенном исступлении. - Я бумагу подам! вы
заплатите... вы едете в бесчестный дом, Татьяна Ивановна! вы не можете
выйти замуж за Егора Ильича; он под носом у вас держит гувернантку на
содержании!..
Дядя задрожал, побледнел, закусил губу и бросился усаживать Татьяну
Ивановну. Я зашел с другой стороны коляски и ждал своей очереди са-
диться, как вдруг очутился подле меня Обноскин и схватил меня за руку.
- По крайней мере позвольте мне искать вашей дружбы! - сказал он,
крепко сжимая мою руку и с каким-то отчаянным выражением в лице.
- Как это дружбы? - сказал я, занося ногу на подножку коляски.
- Так-с! Я еще вчера отличил в вас образованнейшего человека. Не су-
дите меня... Меня собственно обольстила маменька, а я тут совсем в сто-
роне. Я более имею наклонности к литературе - уверяю вас; а это все ма-
менька...
- Верю, верю, - сказал я, - прощайте!
Мы уселись, и лошади поскакали. Крики и проклятия Анфисы Петровны еще
долго звучали нам вслед, а из всех окон дома вдруг высунулись чьи-то не-
известные лица и смотрели на нас с диким любопытством.
В коляске помещалось теперь нас пятеро; но Мизинчиков пересел на коз-
лы, уступив свое прежнее место господину Бахчееву, которому пришлось те-
перь сидеть прямо против Татьяны Ивановны. Татьяна Ивановна была очень
довольна, что мы ее увезли, но все еще плакала. Дядя, как мог, утешал
ее. Сам же он был грустен и задумчив: видно было, что бешеные слова Ан-
фисы Петровны о Настеньке тяжело и больно отозвались в его сердце. Впро-
чем, обратный путь наш кончился бы без всякой тревоги, если б только не
было с нами господина Бахчеева.
Усевшись напротив Татьяны Ивановны, он стал точно сам не свой; он не
мог