е дорогою это хотел объяснить.
- Так так, друг мой. Но все это не то; во всем этом, конечно, перст
божий, как ты говоришь; но я не про то... Бедная Татьяна Ивановна! ка-
кие, однако ж, с ней пассажи случаются!.. Подлец, подлец Обноскин! А
впрочем, что ж говорю "подлец"? я разве не то же бы самое сделал, женясь
на ней?.. Но, впрочем, я все не про то... Слышал ты, что кричала давеча
эта негодяйка, Анфиса, про Настю?
- Слышал, дядюшка. Догадались ли вы теперь, что надо спешить?
- Непременно, и во что бы ни стало! - отвечал дядя. - Торжественная
минута наступила. Только мы, брат, об одном вчера с тобой не подумали, а
я после всю ночь продумал: пойдет ли она-то за меня, - вот что?
- Помилосердуйте, дядюшка! Когда сама сказала, что любит...
- Друг ты мой, да ведь тут же прибавила, что "ни за что не выйду за
вас".
- Эх, дядюшка! это так только говорится; к тому же обстоятельства се-
годня не те.
- Ты думаешь? Нет, брат Сергей, это дело деликатное, ужасно деликат-
ное! Гм!.. А знаешь, хоть и тосковал я, а как-то всю ночь сердце сосало
от какого-то счастия!.. Ну, прощай, лечу. Ждут; я уж и так опоздал.
Только так забежал, слово с тобой перебросить. Ах, боже мой! - вскричал
он, возвращаясь, - главное-то я и забыл! Знаешь что: ведь я ему писал,
Фоме-то!
- Когда?
- Ночью; а утром, чем свет, и письмо отослал с Видоплясовым. Я, бра-
тец, все изобразил, на двух листах, все рассказал, правдиво и откровен-
но, - словом, что я должен, то есть непременно должен, - понимаешь? -
сделать предложение Настеньке. Я умолял его не разглашать о свидании в
саду и обращался ко всему благородству его души, чтоб помочь мне у ма-
меньки. Я, брат, конечно, худо написал, но я написал от всего моего
сердца и, так сказать, облил моими слезами...
- И что ж? Никакого ответа?
- Покамест еще нет; только давеча, когда мы собирались в погоню,
встретил его в сенях, по-ночному, в туфлях и в колпаке, - он спит в кол-
паке, - куда-нибудь выходил. Ни слова не сказал, даже не взглянул. Я
заглянул ему в лицо, эдак снизу, - ничего!
- Дядюшка, не надейтесь на него: нагадит он вам.
- Нет, нет, братец, не говори! - вскричал дядя, махая руками, - я
уверен. К тому же ведь это уж последняя надежда моя. Он поймет; он оце-
нит. Он брюзглив, капризен - не спорю; но когда дело дойдет до высшего
благородства, тут-то он и засияет, как перл... именно, как перл. Это ты
все оттого, Сергей, что ты еще не видал его в самом высшем благо-
родстве... Но, боже мой! если он в самом деле разгласит вчерашнюю тайну,
то... я уж и не знаю, что тогда будет, Сергей! Чему же остается и верить
на свете? Но нет, он не может быть таким подлецом. Я подметки его не
стою! Не качай головой, братец: это правда - не стою!
- Егор Ильич! маменька об вас беспокоются-с, - раздался снизу непри-
ятный голос девицы Перепелицыной, которая, вероятно, успела подслушать в
открытое окно весь наш разговор. - Вас по всему дому ищут-с и не могут
найти-с.
- Боже мой, опоздал! Беда! - всполошился дядя. - Друг мой, ради Хрис-
та, одевайся и приходи туда! Я ведь за этим и забежал к тебе, чтоб вмес-
те пойти... Бегу, бегу, Анна Ниловна, бегу!
Оставшись один, я вспомнил о моей встрече давеча с Настенькой и был
рад, что не рассказал о ней дяде: я бы расстроил его еще более. Предви-
дел я большую грозу и не мог понять, каким образ
- Так так, друг мой. Но все это не то; во всем этом, конечно, перст
божий, как ты говоришь; но я не про то... Бедная Татьяна Ивановна! ка-
кие, однако ж, с ней пассажи случаются!.. Подлец, подлец Обноскин! А
впрочем, что ж говорю "подлец"? я разве не то же бы самое сделал, женясь
на ней?.. Но, впрочем, я все не про то... Слышал ты, что кричала давеча
эта негодяйка, Анфиса, про Настю?
- Слышал, дядюшка. Догадались ли вы теперь, что надо спешить?
- Непременно, и во что бы ни стало! - отвечал дядя. - Торжественная
минута наступила. Только мы, брат, об одном вчера с тобой не подумали, а
я после всю ночь продумал: пойдет ли она-то за меня, - вот что?
- Помилосердуйте, дядюшка! Когда сама сказала, что любит...
- Друг ты мой, да ведь тут же прибавила, что "ни за что не выйду за
вас".
- Эх, дядюшка! это так только говорится; к тому же обстоятельства се-
годня не те.
- Ты думаешь? Нет, брат Сергей, это дело деликатное, ужасно деликат-
ное! Гм!.. А знаешь, хоть и тосковал я, а как-то всю ночь сердце сосало
от какого-то счастия!.. Ну, прощай, лечу. Ждут; я уж и так опоздал.
Только так забежал, слово с тобой перебросить. Ах, боже мой! - вскричал
он, возвращаясь, - главное-то я и забыл! Знаешь что: ведь я ему писал,
Фоме-то!
- Когда?
- Ночью; а утром, чем свет, и письмо отослал с Видоплясовым. Я, бра-
тец, все изобразил, на двух листах, все рассказал, правдиво и откровен-
но, - словом, что я должен, то есть непременно должен, - понимаешь? -
сделать предложение Настеньке. Я умолял его не разглашать о свидании в
саду и обращался ко всему благородству его души, чтоб помочь мне у ма-
меньки. Я, брат, конечно, худо написал, но я написал от всего моего
сердца и, так сказать, облил моими слезами...
- И что ж? Никакого ответа?
- Покамест еще нет; только давеча, когда мы собирались в погоню,
встретил его в сенях, по-ночному, в туфлях и в колпаке, - он спит в кол-
паке, - куда-нибудь выходил. Ни слова не сказал, даже не взглянул. Я
заглянул ему в лицо, эдак снизу, - ничего!
- Дядюшка, не надейтесь на него: нагадит он вам.
- Нет, нет, братец, не говори! - вскричал дядя, махая руками, - я
уверен. К тому же ведь это уж последняя надежда моя. Он поймет; он оце-
нит. Он брюзглив, капризен - не спорю; но когда дело дойдет до высшего
благородства, тут-то он и засияет, как перл... именно, как перл. Это ты
все оттого, Сергей, что ты еще не видал его в самом высшем благо-
родстве... Но, боже мой! если он в самом деле разгласит вчерашнюю тайну,
то... я уж и не знаю, что тогда будет, Сергей! Чему же остается и верить
на свете? Но нет, он не может быть таким подлецом. Я подметки его не
стою! Не качай головой, братец: это правда - не стою!
- Егор Ильич! маменька об вас беспокоются-с, - раздался снизу непри-
ятный голос девицы Перепелицыной, которая, вероятно, успела подслушать в
открытое окно весь наш разговор. - Вас по всему дому ищут-с и не могут
найти-с.
- Боже мой, опоздал! Беда! - всполошился дядя. - Друг мой, ради Хрис-
та, одевайся и приходи туда! Я ведь за этим и забежал к тебе, чтоб вмес-
те пойти... Бегу, бегу, Анна Ниловна, бегу!
Оставшись один, я вспомнил о моей встрече давеча с Настенькой и был
рад, что не рассказал о ней дяде: я бы расстроил его еще более. Предви-
дел я большую грозу и не мог понять, каким образ