Фома занимал две большие и прекрасные комнаты; они были даже и отде-
ланы лучше, чем все другие комнаты в доме. Полный комфорт окружал вели-
кого человека. Свежие, красивые обои на стенах, шелковые пестрые занаве-
сы у окон, ковры, трюмо, камин, мягкая, щегольская мебель - все свиде-
тельствовало о нежной внимательности хозяев к Фоме Фомичу. Горшки с цве-
тами стояли на окнах и на мраморных круглых столиках перед окнами. Пос-
реди кабинета находился большой стол, покрытый красным сукном, весь за-
ложенный книгами и рукописями. Прекрасная бронзовая чернильница и куча
перьев, которыми заведовал Видоплясов, - все это вместе должно было сви-
детельствовать о тугих умственных работах Фомы Фомича. Скажу здесь кста-
ти, что Фома, просидев здесь почти восемь лет, ровно ничего не сочинил
путного. Впоследствии, когда он отошел в лучшую жизнь, мы разбирали ос-
тавшиеся после него рукописи; все они оказались необыкновенною дрянью.
Нашли, например, начало исторического романа, происходившего в Новгоро-
де, в VII столетии; потом чудовищную поэму: "Анахорет на кладбище", пи-
санную белыми стихами; потом бессмысленное рассуждение о значении и
свойстве русского мужика и о том, как надо с ним обращаться, и, наконец,
повесть "Графиня Влонская", из великосветской жизни, тоже неоконченную.
Больше ничего не осталось. А между тем Фома Фомич заставлял дядю тратить
ежегодно большие деньги на выписку книг и журналов. Но многие из них ос-
тавались даже неразрезанными. Я же, впоследствии, не один раз заставал
Фому за Поль-де-Коком, которого он прятал при людях куда-нибудь по-
дальше. В задней стене кабинета находилась стеклянная дверь, которая ве-
ла во двор дома.
Нас дожидались. Фома Фомич сидел в покойном кресле, в каком-то длин-
ном, до пят, сюртуке, но все-таки без галстуха. Был он действительно
молчалив и задумчив. Когда мы вошли, он слегка поднял брови и пытливо
взглянул на меня. Я поклонился; он отвечал мне легким поклоном, впрочем
довольно вежливым. Бабушка, видя, что Фома Фомич обошелся со мной бла-
госклонно, с улыбкою закивала мне головою. Бедная, и не ожидала поутру,
что ее не'щечко так покойно примет известие о "пассаже" с Татьяной Ива-
новной, и потому теперь чрезвычайно развеселилась, хотя утром с ней
действительно происходили корчи и обмороки. За стулом ее, по обыкнове-
нию, стояла девица Перепелицына, сложив губы в ниточку, кисло и злобно
улыбаясь и потирая свои костлявые руки одну о другую. Возле генеральши
помещались две постоянно безмолвные старухи-приживалки, из благородных.
Была еще какая-то забредшая утром монашенка и одна соседка-помещица, по-
жилая и тоже без речей, заехавшая от обедни поздравить матушку-гене-
ральшу с праздником. Тетушка Прасковья Ильинична уничтожалась где-то в
уголку, с беспокойством смотря на Фому Фомича и на маменьку. Дядя сидел
в кресле, и необыкновенная радость сияла в глазах его. Перед ним стоял
Илюша в праздничной красной рубашечке, с завитыми кудряшками, хоро-
шенький, как ангелочек. Саша и Настенька тихонько от всех выучили его
каким-то стихам, чтоб обрадовать отца в такой день успехами в науках.
Дядя чуть не плакал от удовольствия: неожиданная кротость Фомы, весе-
лость генеральши, именины Илюши, стихи - все это привело его в настоящий
восторг, и он торжественно просил послать за мной, чтоб и я тоже поско-
рее разделил всеобщее счастье и прослушал стихи. Саша и Настенька, во-
шедш
ланы лучше, чем все другие комнаты в доме. Полный комфорт окружал вели-
кого человека. Свежие, красивые обои на стенах, шелковые пестрые занаве-
сы у окон, ковры, трюмо, камин, мягкая, щегольская мебель - все свиде-
тельствовало о нежной внимательности хозяев к Фоме Фомичу. Горшки с цве-
тами стояли на окнах и на мраморных круглых столиках перед окнами. Пос-
реди кабинета находился большой стол, покрытый красным сукном, весь за-
ложенный книгами и рукописями. Прекрасная бронзовая чернильница и куча
перьев, которыми заведовал Видоплясов, - все это вместе должно было сви-
детельствовать о тугих умственных работах Фомы Фомича. Скажу здесь кста-
ти, что Фома, просидев здесь почти восемь лет, ровно ничего не сочинил
путного. Впоследствии, когда он отошел в лучшую жизнь, мы разбирали ос-
тавшиеся после него рукописи; все они оказались необыкновенною дрянью.
Нашли, например, начало исторического романа, происходившего в Новгоро-
де, в VII столетии; потом чудовищную поэму: "Анахорет на кладбище", пи-
санную белыми стихами; потом бессмысленное рассуждение о значении и
свойстве русского мужика и о том, как надо с ним обращаться, и, наконец,
повесть "Графиня Влонская", из великосветской жизни, тоже неоконченную.
Больше ничего не осталось. А между тем Фома Фомич заставлял дядю тратить
ежегодно большие деньги на выписку книг и журналов. Но многие из них ос-
тавались даже неразрезанными. Я же, впоследствии, не один раз заставал
Фому за Поль-де-Коком, которого он прятал при людях куда-нибудь по-
дальше. В задней стене кабинета находилась стеклянная дверь, которая ве-
ла во двор дома.
Нас дожидались. Фома Фомич сидел в покойном кресле, в каком-то длин-
ном, до пят, сюртуке, но все-таки без галстуха. Был он действительно
молчалив и задумчив. Когда мы вошли, он слегка поднял брови и пытливо
взглянул на меня. Я поклонился; он отвечал мне легким поклоном, впрочем
довольно вежливым. Бабушка, видя, что Фома Фомич обошелся со мной бла-
госклонно, с улыбкою закивала мне головою. Бедная, и не ожидала поутру,
что ее не'щечко так покойно примет известие о "пассаже" с Татьяной Ива-
новной, и потому теперь чрезвычайно развеселилась, хотя утром с ней
действительно происходили корчи и обмороки. За стулом ее, по обыкнове-
нию, стояла девица Перепелицына, сложив губы в ниточку, кисло и злобно
улыбаясь и потирая свои костлявые руки одну о другую. Возле генеральши
помещались две постоянно безмолвные старухи-приживалки, из благородных.
Была еще какая-то забредшая утром монашенка и одна соседка-помещица, по-
жилая и тоже без речей, заехавшая от обедни поздравить матушку-гене-
ральшу с праздником. Тетушка Прасковья Ильинична уничтожалась где-то в
уголку, с беспокойством смотря на Фому Фомича и на маменьку. Дядя сидел
в кресле, и необыкновенная радость сияла в глазах его. Перед ним стоял
Илюша в праздничной красной рубашечке, с завитыми кудряшками, хоро-
шенький, как ангелочек. Саша и Настенька тихонько от всех выучили его
каким-то стихам, чтоб обрадовать отца в такой день успехами в науках.
Дядя чуть не плакал от удовольствия: неожиданная кротость Фомы, весе-
лость генеральши, именины Илюши, стихи - все это привело его в настоящий
восторг, и он торжественно просил послать за мной, чтоб и я тоже поско-
рее разделил всеобщее счастье и прослушал стихи. Саша и Настенька, во-
шедш