ом дядя устроит свои де-
ла и сделает предложение Настеньке. Повторяю: несмотря на всю веру в его
благородство, я поневоле сомневался в успехе.
Однако ж надо было спешить. Я считал себя обязанным помогать ему и
тотчас же начал одеваться; но как ни спешил, желая одеться получше, за-
мешкался. Вошел Мизинчиков.
- Я за вами, - сказал он, - Егор Ильич вас просит немедленно.
- Идем!
Я был уже совсем готов. Мы пошли.
- Что там нового? - спросил я дорогою.
- Все у Фомы, в сборе, - отвечал Мизинчиков, - Фома не капризничает,
что-то задумчив и мало говорит, сквозь зубы цедит. Даже поцеловал Илюшу,
что разумеется, привело в восторг Егора Ильича. Еще давеча через Перепе-
лицыну объявил, чтоб не поздравляли его с именинами и что он только хо-
тел испытать... Старуха хоть и нюхает спирт, но успокоилась, потому что
Фома покоен. О нашей истории никто ни полслова, как будто ее и не было;
молчат, потому что Фома молчит. Он все утро не пускал к себе никого, хо-
тя старуха давеча без нас всеми святыми молила, чтоб он к ней пришел для
совещаний, да и сама ломилась к нему в дверь; но он заперся и отвечал,
что молится за род человеческий или что-то в этом роде. Он что-то зате-
вает: по лицу видно. Но так как Егор Ильич ничего не в состоянии узнать
по лицу, то и находится теперь в полном восторге от кротости Фомы Фоми-
ча: настоящий ребенок! Илюша какие-то стихи приготовил, и меня послали
за вами.
- А Татьяна Ивановна?
- Что Татьяна Ивановна?
- Она там же? с ними?
- Нет; она в своей комнате, - сухо отвечал Мизинчиков. - Отдыхает и
плачет. Может быть, и стыдится. У ней, кажется, теперь эта... гувернант-
ка. Что это? гроза никак собирается. Смотрите, на небе-то!
- Кажется, гроза, - отвечал я, взглянув на черневшую на краю неба ту-
чу.
В это время мы всходили на террасу.
- А признайтесь, каков Обноскин-то, - продолжал я, не могши утерпеть,
чтоб не попытать на этом пункте Мизинчикова.
- Не говорите мне о нем! Не поминайте мне об этом подлеце! - вскричал
он, вдруг останавливаясь, покраснев и топнув ногою. - Дурак! дурак! По-
губить такое превосходное дело, такую светлую мысль! Послушайте: я, ко-
нечно, осел, что просмотрел его плутни, - я в этом торжественно созна-
юсь, и, может быть, вы именно хотели этого сознания. Но клянусь вам, ес-
ли б он сумел все это обделать как следует, я бы, может быть, и простил
его! Дурак, дурак! И как держат, как терпят таких людей в обществе! Как
не ссылают их в Сибирь, на поселение, на каторгу! Но врут! им меня не
перехитрить! Теперь у меня, по крайней мере, есть опыт, и мы еще потяга-
емся. Я обдумываю теперь одну новую мысль... Согласитесь сами: неужели ж
терять свое потому только, что какой-то посторонний дурак украл вашу
мысль и не умел взяться за дело? Ведь это несправедливо! И наконец, этой
Татьяне непременно надо выйти замуж - это ее назначение. И если ее до
сих пор еще никто не посадил в дом сумасшедших, так это именно потому,
что на ней еще можно было жениться. Я вам сообщу мою новую мысль...
- Но, вероятно, после, - прервал я его, - потому что мы вот и пришли.
- Хорошо, хорошо, после! - отвечал Мизинчиков, искривив свой рот су-
дорожной улыбкой. - А теперь... Но куда ж вы? Говорю вам: прямо к Фоме
Фомичу! Идите за мной; вы там еще не были. Увидите другую комедию... Так
как уж дело пошло на комедии...
III
ИЛЮША ИМЕНИННИК
ла и сделает предложение Настеньке. Повторяю: несмотря на всю веру в его
благородство, я поневоле сомневался в успехе.
Однако ж надо было спешить. Я считал себя обязанным помогать ему и
тотчас же начал одеваться; но как ни спешил, желая одеться получше, за-
мешкался. Вошел Мизинчиков.
- Я за вами, - сказал он, - Егор Ильич вас просит немедленно.
- Идем!
Я был уже совсем готов. Мы пошли.
- Что там нового? - спросил я дорогою.
- Все у Фомы, в сборе, - отвечал Мизинчиков, - Фома не капризничает,
что-то задумчив и мало говорит, сквозь зубы цедит. Даже поцеловал Илюшу,
что разумеется, привело в восторг Егора Ильича. Еще давеча через Перепе-
лицыну объявил, чтоб не поздравляли его с именинами и что он только хо-
тел испытать... Старуха хоть и нюхает спирт, но успокоилась, потому что
Фома покоен. О нашей истории никто ни полслова, как будто ее и не было;
молчат, потому что Фома молчит. Он все утро не пускал к себе никого, хо-
тя старуха давеча без нас всеми святыми молила, чтоб он к ней пришел для
совещаний, да и сама ломилась к нему в дверь; но он заперся и отвечал,
что молится за род человеческий или что-то в этом роде. Он что-то зате-
вает: по лицу видно. Но так как Егор Ильич ничего не в состоянии узнать
по лицу, то и находится теперь в полном восторге от кротости Фомы Фоми-
ча: настоящий ребенок! Илюша какие-то стихи приготовил, и меня послали
за вами.
- А Татьяна Ивановна?
- Что Татьяна Ивановна?
- Она там же? с ними?
- Нет; она в своей комнате, - сухо отвечал Мизинчиков. - Отдыхает и
плачет. Может быть, и стыдится. У ней, кажется, теперь эта... гувернант-
ка. Что это? гроза никак собирается. Смотрите, на небе-то!
- Кажется, гроза, - отвечал я, взглянув на черневшую на краю неба ту-
чу.
В это время мы всходили на террасу.
- А признайтесь, каков Обноскин-то, - продолжал я, не могши утерпеть,
чтоб не попытать на этом пункте Мизинчикова.
- Не говорите мне о нем! Не поминайте мне об этом подлеце! - вскричал
он, вдруг останавливаясь, покраснев и топнув ногою. - Дурак! дурак! По-
губить такое превосходное дело, такую светлую мысль! Послушайте: я, ко-
нечно, осел, что просмотрел его плутни, - я в этом торжественно созна-
юсь, и, может быть, вы именно хотели этого сознания. Но клянусь вам, ес-
ли б он сумел все это обделать как следует, я бы, может быть, и простил
его! Дурак, дурак! И как держат, как терпят таких людей в обществе! Как
не ссылают их в Сибирь, на поселение, на каторгу! Но врут! им меня не
перехитрить! Теперь у меня, по крайней мере, есть опыт, и мы еще потяга-
емся. Я обдумываю теперь одну новую мысль... Согласитесь сами: неужели ж
терять свое потому только, что какой-то посторонний дурак украл вашу
мысль и не умел взяться за дело? Ведь это несправедливо! И наконец, этой
Татьяне непременно надо выйти замуж - это ее назначение. И если ее до
сих пор еще никто не посадил в дом сумасшедших, так это именно потому,
что на ней еще можно было жениться. Я вам сообщу мою новую мысль...
- Но, вероятно, после, - прервал я его, - потому что мы вот и пришли.
- Хорошо, хорошо, после! - отвечал Мизинчиков, искривив свой рот су-
дорожной улыбкой. - А теперь... Но куда ж вы? Говорю вам: прямо к Фоме
Фомичу! Идите за мной; вы там еще не были. Увидите другую комедию... Так
как уж дело пошло на комедии...
III
ИЛЮША ИМЕНИННИК