. Простите меня, Аркадий
Макарович!
Я вдруг вскочил, хотел ему что-то сказать, стал перед ним, но, не
сказав ничего, выбежал из комнаты и из квартиры. Я прибрел домой пешком и
едва помню путь. Я бросился на мою кровать, лицом в подушку, в темноте, и
думал-думал. В такие минуты стройно и последовательно никогда не думается.
Ум и воображение мое как бы срывались с нитки, и, помню, я начинал даже
мечтать о совершенно постороннем и даже бог знает о чем. Но горе и беда
вдруг опять припоминались с болью и с нытьем, и я опять ломал руки и
восклицал: "Лиза, Лиза!" - и опять плакал. Не помню, как заснул, но спал
крепко, сладко.
Глава седьмая
I.
Я проснулся утром часов в восемь, мигом запер мою дверь, сел к окну и
стал думать. Так просидел до десяти часов. Служанка два раза стучалась ко
мне, но я прогонял ее. Наконец, уже в одиннадцатом часу, опять постучались.
Я было закричал опять, но это была Лиза. С нею вошла и служанка, принесла
мне кофей и расположилась затоплять печку. Прогнать служанку было
невозможно, и все время, пока Фекла накладывала дров и раздувала огонь, я
все ходил большими шагами по моей маленькой комнате, не начиная разговора и
даже стараясь не глядеть на Лизу. Служанка действовала с невыразимою
медленностью, и это нарочно, как все служанки в таких случаях, когда
приметят, что они господам мешают при них говорить. Лиза села на стул у окна
и следила за мною.
- У тебя кофей простынет, - сказала она вдруг. Я поглядел на нее: ни
малейшего смущения, полное спокойствие, а на губах так даже улыбка.
- Вот женщины! - не вытерпел я и вскинул плечами. Наконец служанка
затопила печку и принялась было прибирать, но я с жаром выгнал ее и
наконец-то запер дверь.
- Скажи мне, пожалуйста, зачем ты опять запер дверь? - спросила Лиза.
Я стал перед нею:
- Лиза, мог ли я подумать, что ты так обманешь меня! - воскликнул я
вдруг, совсем даже не думая, что так начну, и не слезы на этот раз, а почти
злобное какое-то чувство укололо вдруг мое сердце, так что я даже не ожидал
того сам. Лиза покраснела, но не ответила, только продолжала смотреть мне
прямо в глаза.
- Постой, Лиза, постой, о, как я был глуп! Но глуп ли? Все намеки
сошлись только вчера в одну кучу, а до тех пор откуда я мог узнать? Из того,
что ты ходила к Столбеевой и к этой... Дарье Онисимовне? Но я тебя за солнце
считал, Лиза, и как могло бы мне прийти что-нибудь в голову? Помнишь, как я
тебя встретил тогда, два месяца назад, у него на квартире, и как мы с тобой
шли тогда по солнцу и радовались... тогда уже было? Было?
Она ответила утвердительным наклонением головы.
- Так ты уж и тогда меня обманывала! Тут не от глупости моей, Лиза,
тут, скорее, мой эгоизм, а не глупость причиною, мой эгоизм сердца и - и,
пожалуй, уверенность в святость. О, я всегда был уверен, что все вы
бесконечно выше меня и - вот! Наконец, вчера, в один день сроку, я не успел
и сообразить, несмотря на все намеки... Да и не тем совсем я был вчера
занят!
Тут я вдруг вспомнил о Катерине Николавне, и что-то опять мучительно,
как булавкой, кольнуло меня в сердце, и я весь покраснел. Я, естественно, не
мог быть в ту минуту добрым.
- Да в чем ты оправдываешься? Ты, Аркадий, кажется, в чем-то спешишь
оправдаться, так в чем же? - тихо и кротко спросила Лиза, но очень тв
Макарович!
Я вдруг вскочил, хотел ему что-то сказать, стал перед ним, но, не
сказав ничего, выбежал из комнаты и из квартиры. Я прибрел домой пешком и
едва помню путь. Я бросился на мою кровать, лицом в подушку, в темноте, и
думал-думал. В такие минуты стройно и последовательно никогда не думается.
Ум и воображение мое как бы срывались с нитки, и, помню, я начинал даже
мечтать о совершенно постороннем и даже бог знает о чем. Но горе и беда
вдруг опять припоминались с болью и с нытьем, и я опять ломал руки и
восклицал: "Лиза, Лиза!" - и опять плакал. Не помню, как заснул, но спал
крепко, сладко.
Глава седьмая
I.
Я проснулся утром часов в восемь, мигом запер мою дверь, сел к окну и
стал думать. Так просидел до десяти часов. Служанка два раза стучалась ко
мне, но я прогонял ее. Наконец, уже в одиннадцатом часу, опять постучались.
Я было закричал опять, но это была Лиза. С нею вошла и служанка, принесла
мне кофей и расположилась затоплять печку. Прогнать служанку было
невозможно, и все время, пока Фекла накладывала дров и раздувала огонь, я
все ходил большими шагами по моей маленькой комнате, не начиная разговора и
даже стараясь не глядеть на Лизу. Служанка действовала с невыразимою
медленностью, и это нарочно, как все служанки в таких случаях, когда
приметят, что они господам мешают при них говорить. Лиза села на стул у окна
и следила за мною.
- У тебя кофей простынет, - сказала она вдруг. Я поглядел на нее: ни
малейшего смущения, полное спокойствие, а на губах так даже улыбка.
- Вот женщины! - не вытерпел я и вскинул плечами. Наконец служанка
затопила печку и принялась было прибирать, но я с жаром выгнал ее и
наконец-то запер дверь.
- Скажи мне, пожалуйста, зачем ты опять запер дверь? - спросила Лиза.
Я стал перед нею:
- Лиза, мог ли я подумать, что ты так обманешь меня! - воскликнул я
вдруг, совсем даже не думая, что так начну, и не слезы на этот раз, а почти
злобное какое-то чувство укололо вдруг мое сердце, так что я даже не ожидал
того сам. Лиза покраснела, но не ответила, только продолжала смотреть мне
прямо в глаза.
- Постой, Лиза, постой, о, как я был глуп! Но глуп ли? Все намеки
сошлись только вчера в одну кучу, а до тех пор откуда я мог узнать? Из того,
что ты ходила к Столбеевой и к этой... Дарье Онисимовне? Но я тебя за солнце
считал, Лиза, и как могло бы мне прийти что-нибудь в голову? Помнишь, как я
тебя встретил тогда, два месяца назад, у него на квартире, и как мы с тобой
шли тогда по солнцу и радовались... тогда уже было? Было?
Она ответила утвердительным наклонением головы.
- Так ты уж и тогда меня обманывала! Тут не от глупости моей, Лиза,
тут, скорее, мой эгоизм, а не глупость причиною, мой эгоизм сердца и - и,
пожалуй, уверенность в святость. О, я всегда был уверен, что все вы
бесконечно выше меня и - вот! Наконец, вчера, в один день сроку, я не успел
и сообразить, несмотря на все намеки... Да и не тем совсем я был вчера
занят!
Тут я вдруг вспомнил о Катерине Николавне, и что-то опять мучительно,
как булавкой, кольнуло меня в сердце, и я весь покраснел. Я, естественно, не
мог быть в ту минуту добрым.
- Да в чем ты оправдываешься? Ты, Аркадий, кажется, в чем-то спешишь
оправдаться, так в чем же? - тихо и кротко спросила Лиза, но очень тв