Рассказы и повести


ва услужливые солдатика, которые подоспели на этот случай, взяли его,
погнули как надо, чтобы усадить в сани, и поезд чрез пару секунд остановился
у святых ворот, или, как в Киеве говорят, у _святой брамы_.
Тут не пером описать то, что начало делаться с евреем, пока дошло до
конца дело: он делал поклоны и реверансы не только встречным живым инокам,
но даже и стенным изображениям, которые, вероятно, производили на него свое
впечатление, и все вздыхал.
Подслеповатый инок, сидевший под брамою с кропилом за чашею святой
воды, покропил его, - он обтерся и пошел за своим вождем далее.
Теперь надо было уже получить доступ к митрополиту, представиться ему и
ждать: чем он обрадует?
Друкарт все, конечно, обдумал, как ему исполнить возложенное на него
поручение: он хотел оставить еврея где будет удобно внизу и велеть доложить
митрополиту об одном себе и единолично, спокойно и последовательно изложить
все дело и, насколько возможно, склонить доброго старца к состраданию к
несчастному интролигатору: а там, разумеется, - что будет, то будет.
Не знаю, вышло бы хорошо или худо, если бы дело пошло таким образом, по
объясненному, рассчитанному плану; но все это никуда не годилось, потому что
с верхов для развязки всей этой истории учрежден был другой план.
Напоминаю, что это было в самый превосходный, погожий день. Покойный
владыка Филарет тогда уже был близок к закату дней и постоянно прихварывал,
и даже очень мучительно и тяжко. Страдания его облегчал профессор Вл. Аф.
Караваев, а еще чаще его помощник, г. Заславский, которого покойный в шутку
звал "отец Заславский". Промежутки, когда он был здоровее и мог обходиться
без визитов "отца Заславского", были непродолжительны и нечасты, но, однако,
бывали - и тогда он бодрился и даже выходил на воздух.
Жид и его предстатель как раз попали на такой случай: не успели они,
обогнув колокольню, завернуть вправо к митрополитским покоям, как увидали у
дверей на помосте небольшую группу чернецов, - кажется, по рассказу,
человека три или четыре, и между ними сам владыка.
Выйдя на короткое, вероятно, время вздохнуть мягким воздухом
прекрасного дня, митрополит был без клобука и всяких других знаков своего
сана - по-домашнему, в теплой шубке и мягеньком колпачке, но Друкарт узнал
его издали и, поклонясь, подошел и начал излагать цель своего посольства.
Митрополит слушал, не обнаруживая никакого внимания и прищуривая
прозрачные, тогда уже потемневшие веки своих глаз, и все смотрел на крышу
одного из куполов великой церкви, по которому на угреве расположились
голуби, галки и воробьи. По-видимому, его как будто очень занимали птицы, но
когда Друкарт досказал, ему историю - как наемщик обманул своего нанимателя,
он тихонько улыбнулся и проговорил:
- Ишь ты, вор у вора дубинку украл, - и, покачав головою, опять
продолжал смотреть на птичек.
- Владыко, - говорил ему между тем Друкарт, - это дело теперь в таком
положении... - и он изложил все известное нам положение.
Митрополит молчал и по-прежнему вдыхал в себя воздух и смотрел на птиц.
Положение посла становилось затруднительно, - он еще рассказал что-то и
умолк; владыка тоже молчал и смотрел на птичек.
- Что прикажете доложить князю, ваше высокопреосвященство, - снова
попытался так Друкарт. - Его сиятельство усердно вас просит, так как закон
ставит его в невозможно