ежусь - я нынче пожравши.
- Нате вам нож.
Послышался какой-то треск, и что-то шлепнуло.
- Что это вы сделали?
Он вместо ответа выбросил отрезанные от обоих рукавов манжеты и
появился сам в блузе, из-под обшлагов которой торчали обрезки беспощадно
оборванных рукавов рубашки.
Этак ему казалось лучше, но тоже не надолго, - завтра он явился опять
без рубашки и на вопрос: где сна? - отвечал:
- Скинул.
- Для какой надобности?
- У другого ничего не было.
Таков он был в бесконечном числе разных проявлений, которые каждого в
состоянии были убедить в его полнейшей неспособности ни к какому делу, а еще
более возбудить самое сильное недоразумение насчет того: какое он мог
сделать политическое преступление? А между тем это-то и было самое
интересное. Но Шерамур на этот счет был столь краток, что сказания его
казались невероятны. По его словам, вся его история была в том, что он
однажды "на двор просился".
Как и что? Это всякого могло удивить, но он очень мало склонен был это
пояснять.
- Бунт, - говорит, - был. Мы все, техноложцы, в институт пришли -
вороты заперты, не пущают. Мы стали проситься на двор пустить, - пихать
начали. Меня взяли.
- Ну а потом?
- А потом - я ушел.
- Зачем?
- Да что же ждать - неизвестно бы куда засудили.
И больше ничего не добьетесь, да и сомнительно, есть ли чего
добиваться.
До сих пор говорю с чужих слов - теперь перехожу к личным наблюдениям,
которые были счастливее.
^TГЛАВА СЕДЬМАЯ^U
Я о нем в мою последнюю поездку за границу наслышался еще по дороге -
преимущественно в Вене и в Праге, где его знали, и он меня чрезвычайно
заинтересовал. Много странных разновидностей этих каиновых детей встречал я
на своем веку, но такого экземпляра не видывал. И мне захотелось с ним
познакомиться - что было и кстати, так как я ехал с литературною работою,
для которой мне был нужен переписчик. Шерамур же, говорят, исполнял эти
занятия очень изрядно.
Его адреса никто не знал, но я взял адрес Tante Grillade, и он мне
помог. По письму, оставленному в этом кабачке, Шерамур ко мне явился,
совершенно таким, каким я его описал выше: маленький, коренастый, с
крошечным носиком и огромной бородой Черномора.
Здесь, кстати, замечу, что кличка Шерамур была не что иное, как
испорченное на французский лад Черномор, а происхождение этой клички имеет
свою причину, о которой будет упомянуто в своем месте.
Я не торопил Терамура сближением, а просто дал ему работу, и в первый
визит он со мною не говорил почти ни слова, а только кивал в знак согласия,
но, принеся через три дня назад переписанную тетрадь, разговорился.
- Все ли вы, - спрашиваю, - разобрали в моей рукописи, - не трудно ли
было?
- Ничего нет трудного, а только одно трудно понять: зачем вы это
пишете?
- Печатать буду.
- Очень нужно.
- Вам это не нравится?
- Не не нравится, а зачем всякую юрунду. (Он именно говорил юрунду.)
- Добрые люди купят, прочтут, посмеются и бросят.
- Ну да; только и всего. Стоит того дело. Могли бы что-нибудь лучше
написать.
- Да что лучше-то? - Не умею.
- Ну да; не умеете! Нет, вы, я вижу, не совсем глупый!
- Да не знаю, - говорю, - что же такое надо писать?
- Полезное что-нибудь.
- Например?
- Нате вам нож.
Послышался какой-то треск, и что-то шлепнуло.
- Что это вы сделали?
Он вместо ответа выбросил отрезанные от обоих рукавов манжеты и
появился сам в блузе, из-под обшлагов которой торчали обрезки беспощадно
оборванных рукавов рубашки.
Этак ему казалось лучше, но тоже не надолго, - завтра он явился опять
без рубашки и на вопрос: где сна? - отвечал:
- Скинул.
- Для какой надобности?
- У другого ничего не было.
Таков он был в бесконечном числе разных проявлений, которые каждого в
состоянии были убедить в его полнейшей неспособности ни к какому делу, а еще
более возбудить самое сильное недоразумение насчет того: какое он мог
сделать политическое преступление? А между тем это-то и было самое
интересное. Но Шерамур на этот счет был столь краток, что сказания его
казались невероятны. По его словам, вся его история была в том, что он
однажды "на двор просился".
Как и что? Это всякого могло удивить, но он очень мало склонен был это
пояснять.
- Бунт, - говорит, - был. Мы все, техноложцы, в институт пришли -
вороты заперты, не пущают. Мы стали проситься на двор пустить, - пихать
начали. Меня взяли.
- Ну а потом?
- А потом - я ушел.
- Зачем?
- Да что же ждать - неизвестно бы куда засудили.
И больше ничего не добьетесь, да и сомнительно, есть ли чего
добиваться.
До сих пор говорю с чужих слов - теперь перехожу к личным наблюдениям,
которые были счастливее.
^TГЛАВА СЕДЬМАЯ^U
Я о нем в мою последнюю поездку за границу наслышался еще по дороге -
преимущественно в Вене и в Праге, где его знали, и он меня чрезвычайно
заинтересовал. Много странных разновидностей этих каиновых детей встречал я
на своем веку, но такого экземпляра не видывал. И мне захотелось с ним
познакомиться - что было и кстати, так как я ехал с литературною работою,
для которой мне был нужен переписчик. Шерамур же, говорят, исполнял эти
занятия очень изрядно.
Его адреса никто не знал, но я взял адрес Tante Grillade, и он мне
помог. По письму, оставленному в этом кабачке, Шерамур ко мне явился,
совершенно таким, каким я его описал выше: маленький, коренастый, с
крошечным носиком и огромной бородой Черномора.
Здесь, кстати, замечу, что кличка Шерамур была не что иное, как
испорченное на французский лад Черномор, а происхождение этой клички имеет
свою причину, о которой будет упомянуто в своем месте.
Я не торопил Терамура сближением, а просто дал ему работу, и в первый
визит он со мною не говорил почти ни слова, а только кивал в знак согласия,
но, принеся через три дня назад переписанную тетрадь, разговорился.
- Все ли вы, - спрашиваю, - разобрали в моей рукописи, - не трудно ли
было?
- Ничего нет трудного, а только одно трудно понять: зачем вы это
пишете?
- Печатать буду.
- Очень нужно.
- Вам это не нравится?
- Не не нравится, а зачем всякую юрунду. (Он именно говорил юрунду.)
- Добрые люди купят, прочтут, посмеются и бросят.
- Ну да; только и всего. Стоит того дело. Могли бы что-нибудь лучше
написать.
- Да что лучше-то? - Не умею.
- Ну да; не умеете! Нет, вы, я вижу, не совсем глупый!
- Да не знаю, - говорю, - что же такое надо писать?
- Полезное что-нибудь.
- Например?