о снизу-то кто под самое под
донышко-то чук! - я и вылетела... Вылетела я в одну сторону, а узелок и
бог его знает куда отлетел. Подымаюсь я, вся чуня-чуней, потому вода по
колдобинам стояла. "Варвар! - кричу на него, - что ты это, варвар, со мной
сделал?" А он отвечает: "Ведь это, - говорит, - здесь ближняя дорога,
здесь без вывала невозможно". - "Как, - говорю, - тиран ты этакой,
невозможно? Разве так, - говорю, - возят?" А он, подлец, опять свое
говорит: "Здесь, купчиха, завсегда с вывалом; я потому, - говорит, -
пятиалтынный и взял, чтобы этой ближней дорогой ехать". Ну, говори ты с
ним, с извергом! Обтираюсь я только да оглядываюсь; где мой узелочек-то,
оглядываюсь, потому как раскинуло нас совсем врозь друг от друга. Вдруг
откуда ни возьмись этакой офицер, или вроде как штатский какой с усами:
"Ах ты, бездельник этакой! - говорит, - мерзавец! везешь ты этакую даму
полную и этак неосторожно?" - а сам к нему к зубам так и подсыкается.
"Садитесь, - говорит, - сударыня, садитесь, я вас застегну".
"Узелок, - говорю, - милостивый государь, я обронила, как он, изверг,
встряхнул-то меня".
"Вот, - говорит, - вам ваш узелок", - и подает.
"Ступай, подлец, - крикнул на извозчика, - да смотрри! А вы, - говорит,
- сударыня, ежели он опять вас вывалит, так вы его без всяких околичностей
в морду".
"Где, - отвечаю, - нам, женчинам, с ними, с мереньями, справиться".
Поехали.
Только, знаешь, на Гагаринскую взъехали - гляжу, мой извозчик чего-то
пересмеивается.
"Чего, мол, умный молодец, еще зубы скалишь?"
"Да так, - говорит, - намеднясь я тут дешево жида вез, да как вспомню
это, и не удержусь".
"Чего ж, - говорю, - смеяться?"
"Да как же, - говорит, - не смеяться, когда он мордою-то прямо в лужу,
да как вскочит, да кричит _юх_, а сам все вертится".
"Чего же, - спрашиваю, - это он так юхал?"
"А уж так, - говорит, - видно, это у них по религии".
Ну, тут и я начала смеяться.
Как вздумаю этого жида, так и не могу воздержаться, как он бегает да
кричит это _юх, юх_.
"Пустая же самая, - говорю, - после этого их и религия".
Приехали мы к дому к нашему, встаю я и говорю: "Хоша бы стоило тебя, -
говорю, - изверга, наказать и хоть пятачок с тебя вычесть, ну, только
греха одного боясь: на тебе твой пятиалтынный".
"Помилуйте, - говорит, - сударыня, я тут ничем не причинен: этой
ближней дорогой никак без вывала невозможно; а вам, - говорит, - матушка,
ничего: с того растете".
"Ах, бездельник ты, - говорю, - бездельник! Жаль, - говорю, - что
давешний барин мало тебе в шею-то наклал".
А он отвечает: "Смотри, - говорит, - ваше степенство, не оброни того,
что он тебе-то наклал", - да с этим _нно_! на лошаденку и поехал.
Пришла я домой, поставила самоварчик и к узелку: думаю, не подмок ли
товар; а в узелке-то, как глянула, так и обмерла. Обмерла, я тебе говорю,
совсем обмерла. Хочу взвесть голос, и никак не взведу; хочу идти, и ножки
мои гнутся.
- Да что ж там такое было, Домна Платоновна?
- Что - стыдно сказать что: гадости одни были.
- Какие гадости?
- Ну известно, какие бывают гадости: шароварки скинутые - вот что было.
- Да как же, - говорю, - это так вышло?
- А вот и рассуждай ты теперь, как вышло. Меня попервоначалу это-то
больше и испугало, что как он на Неве скинуть мог их да в узелок завязать.
Вижу и себе не верю. Прибежала я в кварт
донышко-то чук! - я и вылетела... Вылетела я в одну сторону, а узелок и
бог его знает куда отлетел. Подымаюсь я, вся чуня-чуней, потому вода по
колдобинам стояла. "Варвар! - кричу на него, - что ты это, варвар, со мной
сделал?" А он отвечает: "Ведь это, - говорит, - здесь ближняя дорога,
здесь без вывала невозможно". - "Как, - говорю, - тиран ты этакой,
невозможно? Разве так, - говорю, - возят?" А он, подлец, опять свое
говорит: "Здесь, купчиха, завсегда с вывалом; я потому, - говорит, -
пятиалтынный и взял, чтобы этой ближней дорогой ехать". Ну, говори ты с
ним, с извергом! Обтираюсь я только да оглядываюсь; где мой узелочек-то,
оглядываюсь, потому как раскинуло нас совсем врозь друг от друга. Вдруг
откуда ни возьмись этакой офицер, или вроде как штатский какой с усами:
"Ах ты, бездельник этакой! - говорит, - мерзавец! везешь ты этакую даму
полную и этак неосторожно?" - а сам к нему к зубам так и подсыкается.
"Садитесь, - говорит, - сударыня, садитесь, я вас застегну".
"Узелок, - говорю, - милостивый государь, я обронила, как он, изверг,
встряхнул-то меня".
"Вот, - говорит, - вам ваш узелок", - и подает.
"Ступай, подлец, - крикнул на извозчика, - да смотрри! А вы, - говорит,
- сударыня, ежели он опять вас вывалит, так вы его без всяких околичностей
в морду".
"Где, - отвечаю, - нам, женчинам, с ними, с мереньями, справиться".
Поехали.
Только, знаешь, на Гагаринскую взъехали - гляжу, мой извозчик чего-то
пересмеивается.
"Чего, мол, умный молодец, еще зубы скалишь?"
"Да так, - говорит, - намеднясь я тут дешево жида вез, да как вспомню
это, и не удержусь".
"Чего ж, - говорю, - смеяться?"
"Да как же, - говорит, - не смеяться, когда он мордою-то прямо в лужу,
да как вскочит, да кричит _юх_, а сам все вертится".
"Чего же, - спрашиваю, - это он так юхал?"
"А уж так, - говорит, - видно, это у них по религии".
Ну, тут и я начала смеяться.
Как вздумаю этого жида, так и не могу воздержаться, как он бегает да
кричит это _юх, юх_.
"Пустая же самая, - говорю, - после этого их и религия".
Приехали мы к дому к нашему, встаю я и говорю: "Хоша бы стоило тебя, -
говорю, - изверга, наказать и хоть пятачок с тебя вычесть, ну, только
греха одного боясь: на тебе твой пятиалтынный".
"Помилуйте, - говорит, - сударыня, я тут ничем не причинен: этой
ближней дорогой никак без вывала невозможно; а вам, - говорит, - матушка,
ничего: с того растете".
"Ах, бездельник ты, - говорю, - бездельник! Жаль, - говорю, - что
давешний барин мало тебе в шею-то наклал".
А он отвечает: "Смотри, - говорит, - ваше степенство, не оброни того,
что он тебе-то наклал", - да с этим _нно_! на лошаденку и поехал.
Пришла я домой, поставила самоварчик и к узелку: думаю, не подмок ли
товар; а в узелке-то, как глянула, так и обмерла. Обмерла, я тебе говорю,
совсем обмерла. Хочу взвесть голос, и никак не взведу; хочу идти, и ножки
мои гнутся.
- Да что ж там такое было, Домна Платоновна?
- Что - стыдно сказать что: гадости одни были.
- Какие гадости?
- Ну известно, какие бывают гадости: шароварки скинутые - вот что было.
- Да как же, - говорю, - это так вышло?
- А вот и рассуждай ты теперь, как вышло. Меня попервоначалу это-то
больше и испугало, что как он на Неве скинуть мог их да в узелок завязать.
Вижу и себе не верю. Прибежала я в кварт