ну своей
образованностью. Но, при всем этом, надо правду сказать, Домна Платоновна
никогда не заносилась и была, что называется, своему отечеству патриотка.
По узости политического горизонта Домны Платоновны и самый патриотизм ее
был самый узкий, то есть она считала себя обязанною хвалить всем Орловскую
губернию и всячески привечать и обласкивать каждого человека "из своего
места".
- Скажи ты мне, - говорила она, - что это такое значит: знаю ведь я,
что наши орловцы первые на всем свете воры и мошенники; ну, а все какой ты
ни будь шельма из своего места, будь ты хуже турки Испулатки лупоглазого,
а я его не брошу и ни на какого самого честного из другой губернии
променять не согласна?
Я ей на это отвечать не умел. Только, бывало, оба удивляемся:
- Отчего это в самом деле?
3
Мое знакомство с Домной Платоновной началось по пустому поводу. Жил я
как-то на квартире у одной полковницы, которая говорила на шести
европейских языках, не считая польского, на который она сбивалась со
всякого. Домна Платоновна знала ужасно много таких полковниц в Петербурге
и почти для всех их обделывала самые разнообразные делишки: сердечные,
карманные и совокупно карманно-сердечные и сердечно-карманные. Моя
полковница была, впрочем, действительно дама образованная, знала свет,
держала себя как нельзя приличнее, умела представить, что уважает в людях
их прямые человеческие достоинства, много читала, приходила в неподдельный
восторг" от поэтов и любила декламировать из "Марии" Мальчевского:
Bo na tym swiecie smierc wszystko zmiecie,
Robak sie legnie i w bujnym kwiecie
[Потому что на этом свете смерть все уничтожит,
И в пышном цветке гнездится червяк (пер.авт.)].
Я видел Домну Платоновну первый раз у своей полковницы. Дело было
вечером; я сидел и пил чай, а полковница декламировала мне:
Bo na tym swiecie smierc wszystko zmiecie,
Robak sie legnie i w bujnym kwiecie.
Домна Платоновна вошла, помолилась богу, у самых дверей поклонилась на
все стороны (хотя, кроме нас двух, в комнате никого и не было), положила
на стол свой саквояж и сказала:
- Ну вот, мир вам, и я к вам!
В этот раз на Домне Платоновне был шелковый коричневый капот,
воротничок с язычками, голубая французская шаль и серизовая гроденаплевая
повязочка, словом весь ее мундир, в котором читатели и имеют представлять
ее теперь своему художественному воображению.
Полковница моя очень ей обрадовалась и в то же время при появлении ее
будто немножко покраснела, но приветствовала Домну Платоновну дружески,
хотя и с немалым тактом.
- Что это вас давно не видно было, Домна Платоновна? - спрашивала ее
полковница.
- Все, матушка, дела, - отвечала, усаживаясь и осматривая меня, Домна
Платоновна.
- Какие у вас дела!
- Да ведь вот тебе, да другой такой-то, да третьей, всем вам кортит
(*5), всем и угодить надо; вот тебе и дела.
- Ну, а то дело, о котором ты меня просила-то, помнишь... - начала
Домна Платоновна, хлебнув чайку. - Была я намедни... и говорила...
Я встал проститься и ушел.
Только всего и встречи моей было с Домной Платоновной. Кажется,
знакомству бы с этого завязаться весьма трудно, а оно, однако, завязалось.
Сижу я раз после этого случая дома, а кто-то стук-стук-стук в двери.
- Войдите, - отвечаю, не оборачиваясь.
Слышу, что-то широкое вползло и ворочается.
образованностью. Но, при всем этом, надо правду сказать, Домна Платоновна
никогда не заносилась и была, что называется, своему отечеству патриотка.
По узости политического горизонта Домны Платоновны и самый патриотизм ее
был самый узкий, то есть она считала себя обязанною хвалить всем Орловскую
губернию и всячески привечать и обласкивать каждого человека "из своего
места".
- Скажи ты мне, - говорила она, - что это такое значит: знаю ведь я,
что наши орловцы первые на всем свете воры и мошенники; ну, а все какой ты
ни будь шельма из своего места, будь ты хуже турки Испулатки лупоглазого,
а я его не брошу и ни на какого самого честного из другой губернии
променять не согласна?
Я ей на это отвечать не умел. Только, бывало, оба удивляемся:
- Отчего это в самом деле?
3
Мое знакомство с Домной Платоновной началось по пустому поводу. Жил я
как-то на квартире у одной полковницы, которая говорила на шести
европейских языках, не считая польского, на который она сбивалась со
всякого. Домна Платоновна знала ужасно много таких полковниц в Петербурге
и почти для всех их обделывала самые разнообразные делишки: сердечные,
карманные и совокупно карманно-сердечные и сердечно-карманные. Моя
полковница была, впрочем, действительно дама образованная, знала свет,
держала себя как нельзя приличнее, умела представить, что уважает в людях
их прямые человеческие достоинства, много читала, приходила в неподдельный
восторг" от поэтов и любила декламировать из "Марии" Мальчевского:
Bo na tym swiecie smierc wszystko zmiecie,
Robak sie legnie i w bujnym kwiecie
[Потому что на этом свете смерть все уничтожит,
И в пышном цветке гнездится червяк (пер.авт.)].
Я видел Домну Платоновну первый раз у своей полковницы. Дело было
вечером; я сидел и пил чай, а полковница декламировала мне:
Bo na tym swiecie smierc wszystko zmiecie,
Robak sie legnie i w bujnym kwiecie.
Домна Платоновна вошла, помолилась богу, у самых дверей поклонилась на
все стороны (хотя, кроме нас двух, в комнате никого и не было), положила
на стол свой саквояж и сказала:
- Ну вот, мир вам, и я к вам!
В этот раз на Домне Платоновне был шелковый коричневый капот,
воротничок с язычками, голубая французская шаль и серизовая гроденаплевая
повязочка, словом весь ее мундир, в котором читатели и имеют представлять
ее теперь своему художественному воображению.
Полковница моя очень ей обрадовалась и в то же время при появлении ее
будто немножко покраснела, но приветствовала Домну Платоновну дружески,
хотя и с немалым тактом.
- Что это вас давно не видно было, Домна Платоновна? - спрашивала ее
полковница.
- Все, матушка, дела, - отвечала, усаживаясь и осматривая меня, Домна
Платоновна.
- Какие у вас дела!
- Да ведь вот тебе, да другой такой-то, да третьей, всем вам кортит
(*5), всем и угодить надо; вот тебе и дела.
- Ну, а то дело, о котором ты меня просила-то, помнишь... - начала
Домна Платоновна, хлебнув чайку. - Была я намедни... и говорила...
Я встал проститься и ушел.
Только всего и встречи моей было с Домной Платоновной. Кажется,
знакомству бы с этого завязаться весьма трудно, а оно, однако, завязалось.
Сижу я раз после этого случая дома, а кто-то стук-стук-стук в двери.
- Войдите, - отвечаю, не оборачиваясь.
Слышу, что-то широкое вползло и ворочается.