аш Арефа тут же стоял и сразу его послушал и ударил:
"Отверзу уста", - а другие подхватили, и мы катавасию кричим, бури вою
сопротивляясь, а Лука смертного страха не боится и по мостовой цепи идет.
В одну минуту он один первый пролет перешел и на другой спущается... А
далее? далее объяла его тьма, и не видно: идет он или уже упад и крыгами
проклятыми его в пучину забуровало, и не знаем мы: молить ли о его
спасении или рыдать за упокой его твердой и любочестивой души?
15
- Теперь что же-с происходило на том берегу? Преосвященный владыко
архиерей своим правилом в главной церкви всенощную совершал, ничего не
зная, что у него в это время в приделе крали; наш англичанин Яков
Яковлевич с его соизволения стоял в соседнем приделе в алтаре и, скрав
нашего ангела, выслал его, как намеревался, из церкви в шинели, и Лука с
ним помчался; а дед же Марой, свое слово наблюдая, остался под тем самым
окном на дворе и ждет последней минуты, чтобы, как Лука не возвратится,
сейчас англичанин отступит, а Марой разобьет окно и полезет в церковь с
ломом и с долотом, как настоящий злодей. Англичанин глаз с него не
спускает и видит, что дед Марой исправен стоит на своем послушании, и чуть
заметит, что англичанин лицом к окну прилегает, чтобы его видеть, он
сейчас кивает, что здесь, мол, я - ответный вор, здесь!
И оба таким образом друг другу свое благородство являют и не позволяют
один другому себя во взаимоверии превозвысить, а к этим двум верам третия,
еще сильнейшая двизает, но только не знают они, что та, третья вера,
творит. Но вот как ударили в последний звон всенощной, англичанин и
приотворил тихонько оконную форточку, чтобы Марой лез, а сам уже готов
отступать, но вдруг видит, что дед Марой от него отворотился и не смотрит,
а напряженно за реку глядит и твердисловит:
"Перенеси бог! перенеси бог, перенеси бог! - а потом вдруг как
вспрыгнет и сам словно пьяный пляшет, а сам кричит: - Перенес бог, перенес
бог!"
Яков Яковлевич в величайшее отчаяние пришел, думает:
"Ну, конец: глупый старик помешался, и я погиб", - ан смотрит, Марой с
Лукою уже обнимаются.
Дед Марой шавчит:
"Я тебя назирал, как ты с фонарями по цепи шел".
А дядя Лука говорит:
"Со мною не было фонарей".
"Откуда же светение?"
Лука отвечает:
"Я не знаю, я не видал светения, я только бегом бежал и не знаю, как
перебег и не упал... точно меня кто под обе руки нес".
Марой говорит:
"Это ангелы, - я их видел, и зато я теперь не преполовлю дня и умру
сегодня".
А Луке как некогда было много говорить, то деду он не отвечает, а
скорее англичанину в форточку обе иконы подает. Но тот взял и кажет их
назад.
"Что же, - говорит, - печати нет?"
Лука говорит:
"Как нет?"
"Да нет".
Ну, тут Лука перекрестился и говорит:
"Ну, кончено! Теперь некогда поправлять. Это чудо церковный ангел
совершил, и я знаю, к чему оно".
И сразу бросился Лука в церковь, протеснился в алтарь, где владыку
разоблачали, и, пав ему в ноги, говорит:
"Так и так, я святотатец и вот что сейчас совершил: велите меня оковать
и в тюрьму посадить".
А владыка в меру чести своея все то выслушал и ответствует:
"Это тебе должно быть внушительно теперь, где вера действеннее: вы, -
говорит, - плутовством с своего ангела печать свели, а наш сам с себя ее
снял и тебя сюда привел".
Дяд
"Отверзу уста", - а другие подхватили, и мы катавасию кричим, бури вою
сопротивляясь, а Лука смертного страха не боится и по мостовой цепи идет.
В одну минуту он один первый пролет перешел и на другой спущается... А
далее? далее объяла его тьма, и не видно: идет он или уже упад и крыгами
проклятыми его в пучину забуровало, и не знаем мы: молить ли о его
спасении или рыдать за упокой его твердой и любочестивой души?
15
- Теперь что же-с происходило на том берегу? Преосвященный владыко
архиерей своим правилом в главной церкви всенощную совершал, ничего не
зная, что у него в это время в приделе крали; наш англичанин Яков
Яковлевич с его соизволения стоял в соседнем приделе в алтаре и, скрав
нашего ангела, выслал его, как намеревался, из церкви в шинели, и Лука с
ним помчался; а дед же Марой, свое слово наблюдая, остался под тем самым
окном на дворе и ждет последней минуты, чтобы, как Лука не возвратится,
сейчас англичанин отступит, а Марой разобьет окно и полезет в церковь с
ломом и с долотом, как настоящий злодей. Англичанин глаз с него не
спускает и видит, что дед Марой исправен стоит на своем послушании, и чуть
заметит, что англичанин лицом к окну прилегает, чтобы его видеть, он
сейчас кивает, что здесь, мол, я - ответный вор, здесь!
И оба таким образом друг другу свое благородство являют и не позволяют
один другому себя во взаимоверии превозвысить, а к этим двум верам третия,
еще сильнейшая двизает, но только не знают они, что та, третья вера,
творит. Но вот как ударили в последний звон всенощной, англичанин и
приотворил тихонько оконную форточку, чтобы Марой лез, а сам уже готов
отступать, но вдруг видит, что дед Марой от него отворотился и не смотрит,
а напряженно за реку глядит и твердисловит:
"Перенеси бог! перенеси бог, перенеси бог! - а потом вдруг как
вспрыгнет и сам словно пьяный пляшет, а сам кричит: - Перенес бог, перенес
бог!"
Яков Яковлевич в величайшее отчаяние пришел, думает:
"Ну, конец: глупый старик помешался, и я погиб", - ан смотрит, Марой с
Лукою уже обнимаются.
Дед Марой шавчит:
"Я тебя назирал, как ты с фонарями по цепи шел".
А дядя Лука говорит:
"Со мною не было фонарей".
"Откуда же светение?"
Лука отвечает:
"Я не знаю, я не видал светения, я только бегом бежал и не знаю, как
перебег и не упал... точно меня кто под обе руки нес".
Марой говорит:
"Это ангелы, - я их видел, и зато я теперь не преполовлю дня и умру
сегодня".
А Луке как некогда было много говорить, то деду он не отвечает, а
скорее англичанину в форточку обе иконы подает. Но тот взял и кажет их
назад.
"Что же, - говорит, - печати нет?"
Лука говорит:
"Как нет?"
"Да нет".
Ну, тут Лука перекрестился и говорит:
"Ну, кончено! Теперь некогда поправлять. Это чудо церковный ангел
совершил, и я знаю, к чему оно".
И сразу бросился Лука в церковь, протеснился в алтарь, где владыку
разоблачали, и, пав ему в ноги, говорит:
"Так и так, я святотатец и вот что сейчас совершил: велите меня оковать
и в тюрьму посадить".
А владыка в меру чести своея все то выслушал и ответствует:
"Это тебе должно быть внушительно теперь, где вера действеннее: вы, -
говорит, - плутовством с своего ангела печать свели, а наш сам с себя ее
снял и тебя сюда привел".
Дяд