Рассказы и повести


Это англичанину очень понравилось.
"Любопытно, - говорит, - любопытно! А почему я должен этому вашему
глупому человеку с духом верить, что он сам не убежит?"
"Ну уж это, мол, дело взаимоверия".
"Взаимоверия, - повторяет. - Гм, гм, взаимоверия! Я за глупого мужика в
каторгу, или он за меня под кнут? Гм, гм! Если он сдержит слово... под
кнут... Это интересно".
Послали за Мароем и объяснили ему, в чем дело, а он и говорит:
"Ну так что же?"
"А ты не убежишь?" - говорит англичанин.
А Марой отвечает:
"Зачем?"
"А чтобы тебя плетьми не били да в Сибирь не сослали".
А Марой говорит:
"Экося!" - да больше и разговаривать не стал.
Англичанин так и радуется: весь ожил.
"Прелесть, - говорит, - как интересно".

14

- Сейчас же за этим переговором началась и акция. Навеслили мы наутро
большой хозяйский баркас и перевезли англичанина на городской берег: он
там сел с изографом Севастьяном в коляску и покатил в монастырь, а через
час с небольшим, смотрим, бежит наш изограф, и в руках у него листок с
переводом иконы.
Спрашиваем:
"Видел ли, родной наш, и можешь ли теперь подделок потрафить?"
"Видел, - отвечает, - и потрафлю, только разве как бы малость чем живее
не сделал, но это не беда, когда икона сюда придет, я тогда в одну минуту
яркость цвета усмирю".
"Батюшка, - молим его, - порадей!"
"Ничего, - отвечает, - порадею!"
И как мы его привезли, он сейчас сел за работу, и к сумеркам у него на
холстике поспел ангел, две капли воды как наш запечатленный, только
красками как будто немножко свежее.
К вечеру и злотарь новый оклад прислал, потому он еще прежде был по
басме заказан.
Наступал самый опасный час нашего воровства.
Мы, разумеется, во всем изготовились и пред вечером помолились и ждем
должного мгновения, и только что на том берегу в монастыре в первый
колокол ко всенощной ударили, мы сели три человека в небольшую ладью: я,
дед Марой да дядя Лука. Дед Марой захватил с собою топор, долото, лом и
веревку, чтобы больше на вора походить, и поплыли прямо под монастырскую
ограду.
А сумерки в эту пору, разумеется, ранние, и ночь, несмотря на вселуние,
стояла претемная, настоящая воровская.
Переехавши, Марой и Лука оставили меня под бережком в лодке, а сами
покрались в монастырь. Я же весла в лодку забрал, а сам концом веревки
зацепился и нетерпеливо жду, чтобы чуть Лука ногой в лодку ступит, сейчас
плыть. Время мне ужасно долго казалось от томления: как все это выйдет и
успеем ли мы все свое воровство покрыть, пока вечерняя и всенощна пройдет?
И кажется мне, что уже времени и невесть сколь много ушло; а темень
страшная, ветер рвет, и вместо дождя мокрый снег повалил, и лодку ветром
стадо поколыхивать, и я, лукавый раб, все мало-помалу угреваясь в
свитенке, начал дремать. Только вдруг в лодку толк, и закачало. Я
встрепенулся и вижу, в ней стоит дядя Лука и не своим, передавленным
голосом говорит:
"Греби!"
Я беру весла, да никак со страха в уключины не попаду. Насилу справился
и отвалил от берега да и спрашиваю:
"Добыли, дядя, ангела?"
"Со мной он, греби мощней!"
"Расскажи же, - пытаю, - как вы его достали?"
"Непорушно достали, как было сказано".
"А успеем ли назад взворотить?"
"Должны успеть: еще только великий прокимен вскричали. Греби! Куда ты
гребешь?"
Я оглянулся: ах ты господи! и точно, я не т