стесненная грудь ее
облегчалась в звуках Шуберта, как будто рыдала от счастья.
Боже мой! Как хорошо жить на свете!
XI
Обломов дома нашел еще письмо от Штольца, которое начиналось и
кончалось словами: "Теперь или никогда!", потом было исполнено упреков в
неподвижности, потом приглашение приехать непременно в Швейцарию, куда
собирался Штольц, и, наконец, в Италию.
Если же не это, так он звал Обломова в деревню, поверить свои дела,
встряхнуть запущенную жизнь мужиков, поверить и определить свой доход и при
себе распорядиться постройкой нового дома.
"Помни наш уговор: теперь или никогда", - заключил он.
- Теперь, теперь, теперь! - повторил Обломов. - Андрей не знает, какая
поэма разыгрывается в моей жизни. Какие ему еще дела? Разве я могу
когда-нибудь и чем-нибудь быть так занят? Попробовал бы он! Вот почитаешь о
французах, об англичанах: будто они все работают, будто все дело на уме!
Ездят себе по всей Европе, иные даже в Азию и в Африку, так, без всякого
дела: кто рисовать альбом или древности откапывать, кто стрелять львов или
змей ловить. Не то, так дома сидят в благородной праздности; завтракают,
обедают с приятелями, с женщинами - вот и все дело! Что ж я за каторжник?
Андрей только выдумал: "Работай да работай, как лошадь!" К чему? Я сыт,
одет. Однако Ольга опять спрашивала, намерен ли я съездить в Обломовку...
Он бросился писать, соображать, ездил даже к архитектору. Вскоре на
маленьком столике у него расположен был план дома, сада. Дом семейный,
просторный, с двумя балконами.
"Тут я, тут Ольга, тут спальня, детская... - улыбаясь, думал он. - Но
мужики, мужики... - И улыбка слетала, забота морщила ему лоб. - Сосед
пишет, входит в подробности, говорит о запашке, об умолоте... Экая скука!
Да еще предлагает на общий счет проложить дорогу в большое торговое село, с
мостом через речку, просит три тысячи денег, хочет, чтоб я заложил
Обломовку... А почем я знаю, нужно ли это?.. Выйдет ли толк? Не обманывает
ли он?.. Положим, он честный человек: Штольц его знает, да ведь он тоже
может обмануться, а я деньги-то ухну! Три тысячи - такую кучу! Где их
взять? Нет, страшно! Еще пишет, чтоб выселить некоторых мужиков на пустошь,
и требует поскорей ответа - все поскорей. Он берется выслать все документы
для заклада имения в совет. "Пришли я ему доверенность, в палату ступай
засвидетельствовать" - вона чего захотел! А я и не знаю, где палата, как
двери-то отворяются туда".
Обломов другую неделю не отвечает ему, между тем даже и Ольга
спрашивает, был ли он в палате. Недавно Штольц также прислал письмо и к
нему и к ней, спрашивает: "Что он делает?"
Впрочем, Ольга могла только поверхностно наблюдать за деятельностью
своего друга, и то в доступной ей сфере. Весело ли он смотрит, охотно ли
ездит всюду, является ли в условный час в рощу, насколько занимает его
городская новость, общий разговор. Всего ревнивее следит она, не выпускает
ли он из вида главную цель жизни. Если она и спросила его о палате, так
затем только, чтоб отвечать что-нибудь Штольцу о делах его друга.
Лето в самом разгаре; июль проходит; погода отличная. С Ольгой Обломов
почти не расстается. В ясный день он в парке, в жаркий полдень теряется с
ней в роще, между сосен, сидит у ее ног, читает ей; она уже вышивает другой
лоскуток канвы - для него. И у них царствует жаркое лето: набегают иногда
облака и проходят.
Если ему и сн
облегчалась в звуках Шуберта, как будто рыдала от счастья.
Боже мой! Как хорошо жить на свете!
XI
Обломов дома нашел еще письмо от Штольца, которое начиналось и
кончалось словами: "Теперь или никогда!", потом было исполнено упреков в
неподвижности, потом приглашение приехать непременно в Швейцарию, куда
собирался Штольц, и, наконец, в Италию.
Если же не это, так он звал Обломова в деревню, поверить свои дела,
встряхнуть запущенную жизнь мужиков, поверить и определить свой доход и при
себе распорядиться постройкой нового дома.
"Помни наш уговор: теперь или никогда", - заключил он.
- Теперь, теперь, теперь! - повторил Обломов. - Андрей не знает, какая
поэма разыгрывается в моей жизни. Какие ему еще дела? Разве я могу
когда-нибудь и чем-нибудь быть так занят? Попробовал бы он! Вот почитаешь о
французах, об англичанах: будто они все работают, будто все дело на уме!
Ездят себе по всей Европе, иные даже в Азию и в Африку, так, без всякого
дела: кто рисовать альбом или древности откапывать, кто стрелять львов или
змей ловить. Не то, так дома сидят в благородной праздности; завтракают,
обедают с приятелями, с женщинами - вот и все дело! Что ж я за каторжник?
Андрей только выдумал: "Работай да работай, как лошадь!" К чему? Я сыт,
одет. Однако Ольга опять спрашивала, намерен ли я съездить в Обломовку...
Он бросился писать, соображать, ездил даже к архитектору. Вскоре на
маленьком столике у него расположен был план дома, сада. Дом семейный,
просторный, с двумя балконами.
"Тут я, тут Ольга, тут спальня, детская... - улыбаясь, думал он. - Но
мужики, мужики... - И улыбка слетала, забота морщила ему лоб. - Сосед
пишет, входит в подробности, говорит о запашке, об умолоте... Экая скука!
Да еще предлагает на общий счет проложить дорогу в большое торговое село, с
мостом через речку, просит три тысячи денег, хочет, чтоб я заложил
Обломовку... А почем я знаю, нужно ли это?.. Выйдет ли толк? Не обманывает
ли он?.. Положим, он честный человек: Штольц его знает, да ведь он тоже
может обмануться, а я деньги-то ухну! Три тысячи - такую кучу! Где их
взять? Нет, страшно! Еще пишет, чтоб выселить некоторых мужиков на пустошь,
и требует поскорей ответа - все поскорей. Он берется выслать все документы
для заклада имения в совет. "Пришли я ему доверенность, в палату ступай
засвидетельствовать" - вона чего захотел! А я и не знаю, где палата, как
двери-то отворяются туда".
Обломов другую неделю не отвечает ему, между тем даже и Ольга
спрашивает, был ли он в палате. Недавно Штольц также прислал письмо и к
нему и к ней, спрашивает: "Что он делает?"
Впрочем, Ольга могла только поверхностно наблюдать за деятельностью
своего друга, и то в доступной ей сфере. Весело ли он смотрит, охотно ли
ездит всюду, является ли в условный час в рощу, насколько занимает его
городская новость, общий разговор. Всего ревнивее следит она, не выпускает
ли он из вида главную цель жизни. Если она и спросила его о палате, так
затем только, чтоб отвечать что-нибудь Штольцу о делах его друга.
Лето в самом разгаре; июль проходит; погода отличная. С Ольгой Обломов
почти не расстается. В ясный день он в парке, в жаркий полдень теряется с
ней в роще, между сосен, сидит у ее ног, читает ей; она уже вышивает другой
лоскуток канвы - для него. И у них царствует жаркое лето: набегают иногда
облака и проходят.
Если ему и сн