вчера, что я чувствую, а что
будет через год - не знаю. Да разве после одного счастья бывает другое,
потом третье, такое же? - спрашивала она, глядя на него во все глаза. -
Говорите, вы опытнее меня.
Но ему не хотелось уже утверждать ее в этой мысли, и он молчал,
покачивая одной рукой акацию.
- Нет, любят только однажды! - повторил он, как школьник, заученную
фразу.
- Вот видите: и я верю в это, - добавила она. - Если же это не так,
то, может быть, и я разлюблю вас, может быть, мне будет больно от ошибки, и
вам тоже; может быть, мы расстанемся!.. Любить два, три раза... нет, нет...
Я не хочу верить этому!
Он вздохнул. Это может быть ворочало у него душу, и он задумчиво
плелся за ней. Но ему с каждым шагом становилось легче; выдуманная им ночью
ошибка было такое отдаленное будущее... "Ведь это не одна любовь, ведь вся
жизнь такова... - вдруг пришло ему в голову, - и если отталкивать всякий
случай, как ошибку, когда же будет - не ошибка? Что же я? Как будто
ослеп..."
- Ольга, - сказал он, едва касаясь двумя пальцами ее талии (она
остановилась), - вы умнее меня.
Она потрясла головой:
- Нет, проще и смелее. Чего вы боитесь? Ужели вы не шутя думаете, что
можно разлюбить? - с гордою уверенностью спросила она.
- Теперь и я не боюсь! - бодро сказал он. - С вами не страшна судьба!
- Эти слова я недавно где-то читала... у Сю, кажется, - вдруг
возразила она с иронией, обернувшись к нему, - только их там говорит
женщина мужчине...
У Обломова краска бросилась в лицо.
- Ольга! Пусть будет все по-вчерашнему, - умолял он, - я не буду
бояться ошибок.
Она молчала.
- Да? - робко спрашивал он.
Она молчала.
- Ну, если не хотите сказать, дайте знак какой-нибудь... ветку
сирени...
- Сирени... отошли, пропали! - отвечала она. - Вон, видите, какие
остались: поблеклые!
- Отошли, поблекли! - повторил он, глядя на сирени. - И письмо отошло!
- вдруг сказал он.
Она потрясла отрицательно головой. Он шел за ней и рассуждал про себя
о письме, о вчерашнем счастье, о поблекшей сирени.
"В самом деле, сирени вянут! - думал он. - Зачем это письмо? К чему я
не спал всю ночь, писал утром? Вот теперь как стало на душе опять
покойно... (он зевнул)... ужасно спать хочется. А если б письма не было, и
ничего б этого не было: она бы не плакала, было бы все по-вчерашнему; тихо
сидели бы мы тут же, в аллее, глядели друг на друга, говорили о счастье. И
сегодня бы так же, и завтра..." Он зевнул во весь рот.
Далее ему вдруг пришло в голову, что бы было, если б письмо это
достигло цели, если б она разделила его мысль, испугалась, как он, ошибок и
будущих отдаленных гроз, если б послушала его так называемой опытности,
благоразумия и согласилась расстаться, забыть друг друга?
Боже сохрани! Проститься, уехать в город, на новую квартиру!
Потянулась бы за этим длинная ночь, скучное завтра, невыносимое послезавтра
и ряд дней все бледнее, бледнее...
Как это можно? Да это смерть! А ведь было бы так! Он бы заболел. Он и
не хотел разлуки, он бы не перенес ее, пришел бы умолять видеться. "Зачем
же я писал письмо?" - спросил он себя.
- Ольга Сергеевна! - сказал он.
- Что вам?
- Ко всем моим признаниям я должен прибавить еще одно...
- Какое?
- Ведь письмо-то было вовсе не нужно...
- Неправда, оно было необходимо, - решила она.
Она оглянул
будет через год - не знаю. Да разве после одного счастья бывает другое,
потом третье, такое же? - спрашивала она, глядя на него во все глаза. -
Говорите, вы опытнее меня.
Но ему не хотелось уже утверждать ее в этой мысли, и он молчал,
покачивая одной рукой акацию.
- Нет, любят только однажды! - повторил он, как школьник, заученную
фразу.
- Вот видите: и я верю в это, - добавила она. - Если же это не так,
то, может быть, и я разлюблю вас, может быть, мне будет больно от ошибки, и
вам тоже; может быть, мы расстанемся!.. Любить два, три раза... нет, нет...
Я не хочу верить этому!
Он вздохнул. Это может быть ворочало у него душу, и он задумчиво
плелся за ней. Но ему с каждым шагом становилось легче; выдуманная им ночью
ошибка было такое отдаленное будущее... "Ведь это не одна любовь, ведь вся
жизнь такова... - вдруг пришло ему в голову, - и если отталкивать всякий
случай, как ошибку, когда же будет - не ошибка? Что же я? Как будто
ослеп..."
- Ольга, - сказал он, едва касаясь двумя пальцами ее талии (она
остановилась), - вы умнее меня.
Она потрясла головой:
- Нет, проще и смелее. Чего вы боитесь? Ужели вы не шутя думаете, что
можно разлюбить? - с гордою уверенностью спросила она.
- Теперь и я не боюсь! - бодро сказал он. - С вами не страшна судьба!
- Эти слова я недавно где-то читала... у Сю, кажется, - вдруг
возразила она с иронией, обернувшись к нему, - только их там говорит
женщина мужчине...
У Обломова краска бросилась в лицо.
- Ольга! Пусть будет все по-вчерашнему, - умолял он, - я не буду
бояться ошибок.
Она молчала.
- Да? - робко спрашивал он.
Она молчала.
- Ну, если не хотите сказать, дайте знак какой-нибудь... ветку
сирени...
- Сирени... отошли, пропали! - отвечала она. - Вон, видите, какие
остались: поблеклые!
- Отошли, поблекли! - повторил он, глядя на сирени. - И письмо отошло!
- вдруг сказал он.
Она потрясла отрицательно головой. Он шел за ней и рассуждал про себя
о письме, о вчерашнем счастье, о поблекшей сирени.
"В самом деле, сирени вянут! - думал он. - Зачем это письмо? К чему я
не спал всю ночь, писал утром? Вот теперь как стало на душе опять
покойно... (он зевнул)... ужасно спать хочется. А если б письма не было, и
ничего б этого не было: она бы не плакала, было бы все по-вчерашнему; тихо
сидели бы мы тут же, в аллее, глядели друг на друга, говорили о счастье. И
сегодня бы так же, и завтра..." Он зевнул во весь рот.
Далее ему вдруг пришло в голову, что бы было, если б письмо это
достигло цели, если б она разделила его мысль, испугалась, как он, ошибок и
будущих отдаленных гроз, если б послушала его так называемой опытности,
благоразумия и согласилась расстаться, забыть друг друга?
Боже сохрани! Проститься, уехать в город, на новую квартиру!
Потянулась бы за этим длинная ночь, скучное завтра, невыносимое послезавтра
и ряд дней все бледнее, бледнее...
Как это можно? Да это смерть! А ведь было бы так! Он бы заболел. Он и
не хотел разлуки, он бы не перенес ее, пришел бы умолять видеться. "Зачем
же я писал письмо?" - спросил он себя.
- Ольга Сергеевна! - сказал он.
- Что вам?
- Ко всем моим признаниям я должен прибавить еще одно...
- Какое?
- Ведь письмо-то было вовсе не нужно...
- Неправда, оно было необходимо, - решила она.
Она оглянул