у взгляд такой глубокой признательности,
такой горячей, небывалой дружбы, что в этом взгляде почудилась ему искра,
которую он напрасно ловил почти год. По нем пробежала радостная дрожь.
- Нет, выздоравливаю я! - сказал он и задумался. - Ах, если б только я
мог знать, что герой этого романа - Илья! Сколько времени ушло, сколько
крови испортилось! За что? Зачем! - твердил он почти с досадой.
Но вдруг он как будто отрезвился от этой досады, очнулся от тяжелого
раздумья. Лоб разгладился, глаза повеселели.
- Но, видно, это было неизбежно: зато как я покоен теперь и... как
счастлив! - с упоением прибавил он.
- Как сон, как будто ничего не было! - говорила она задумчиво, едва
слышно, удивляясь своему внезапному возрождению. - Вы вынули не только
стыд, раскаяние, но и горечь, боль - все... Как это вы сделали? - тихо
спросила она. - И все это пройдет, эта ошибка?
- Да уж, я думаю, и прошло! - сказал он, взглянув на нее в первый раз
глазами страсти и не скрывая этого, - то есть все, что было.
- А что... будет... не ошибка... истина?.. - спрашивала она, не
договаривая.
- Вот тут написано, - решил он, взяв опять письмо:- "Пред вами не тот,
кого вы ждали, о ком мечтали: он придет, и вы очнетесь..." И полюбите,
прибавлю я, так полюбите, что мало будет не года, а целой жизни для той
любви, только не знаю... кого? - досказал он, впиваясь в нее глазами.
Она потупила глаза и сжала губы, но сквозь веки порывались наружу
лучи, губы удерживали улыбку, но не удержали. Она взглянула на него и
засмеялась так от души, что у ней навернулись даже слезы.
- Я вам сказал, что с вами было и даже что будет, Ольга Сергевна, -
заключил он. - А вы мне ничего не скажете в ответ на мой вопрос, который не
дали кончить.
- Но что я могу сказать? - в смущении говорила она. - Имела ли бы я
право, если б могла сказать то, что вам так нужно и чего... вы так стоите?
- шопотом прибавила и стыдливо взглянула на него.
Во взгляде опять почудились ему искры небывалой дружбы; опять он
дрогнул от счастья.
- Не торопитесь, - прибавил он, - скажите, чего я стою, когда кончится
ваш сердечный траур, траур приличия. Мне кое-что сказал и этот год. А
теперь решите только вопрос: ехать мне или... оставаться?
- Послушайте: вы кокетничаете со мной! - вдруг весело сказала она.
- О нет! - с важностью заметил он. - Это не давешний вопрос, теперь он
имеет другой смысл: если я останусь, то... на каких правах?
Она вдруг смутилась.
- Видите, что я не кокетничаю! - смеялся он, довольный, что поймал ее.
- Ведь нам, после нынешнего разговора, надо быть иначе друг с другом: мы
оба уж не те, что были вчера.
- Я не знаю... - шептала она, еще более смущенная.
- Позволите мне дать вам совет?
- Говорите... я слепо исполню! - почти с страстною покорностью
прибавила она.
- Выдьте за меня замуж, в ожидании, пока он придет!
- Еще не смею... - шептала она, закрывая лицо руками, в волнении, но
счастливая.
- Отчего ж не смеете? - шопотом же спросил он, наклоняя ее голову к
себе.
- А это прошлое? - шептала она опять, кладя ему голову на грудь, как
матери.
Он тихонько отнял ее руки от лица, поцеловал в голову и долго
любовался ее смущением, с наслаждением глядел на выступившие у ней и
поглощенные опять глазами слезы.
- Поблекнет, как ваша сирень! - заключил он. - Вы взяли урок: теперь
настала
такой горячей, небывалой дружбы, что в этом взгляде почудилась ему искра,
которую он напрасно ловил почти год. По нем пробежала радостная дрожь.
- Нет, выздоравливаю я! - сказал он и задумался. - Ах, если б только я
мог знать, что герой этого романа - Илья! Сколько времени ушло, сколько
крови испортилось! За что? Зачем! - твердил он почти с досадой.
Но вдруг он как будто отрезвился от этой досады, очнулся от тяжелого
раздумья. Лоб разгладился, глаза повеселели.
- Но, видно, это было неизбежно: зато как я покоен теперь и... как
счастлив! - с упоением прибавил он.
- Как сон, как будто ничего не было! - говорила она задумчиво, едва
слышно, удивляясь своему внезапному возрождению. - Вы вынули не только
стыд, раскаяние, но и горечь, боль - все... Как это вы сделали? - тихо
спросила она. - И все это пройдет, эта ошибка?
- Да уж, я думаю, и прошло! - сказал он, взглянув на нее в первый раз
глазами страсти и не скрывая этого, - то есть все, что было.
- А что... будет... не ошибка... истина?.. - спрашивала она, не
договаривая.
- Вот тут написано, - решил он, взяв опять письмо:- "Пред вами не тот,
кого вы ждали, о ком мечтали: он придет, и вы очнетесь..." И полюбите,
прибавлю я, так полюбите, что мало будет не года, а целой жизни для той
любви, только не знаю... кого? - досказал он, впиваясь в нее глазами.
Она потупила глаза и сжала губы, но сквозь веки порывались наружу
лучи, губы удерживали улыбку, но не удержали. Она взглянула на него и
засмеялась так от души, что у ней навернулись даже слезы.
- Я вам сказал, что с вами было и даже что будет, Ольга Сергевна, -
заключил он. - А вы мне ничего не скажете в ответ на мой вопрос, который не
дали кончить.
- Но что я могу сказать? - в смущении говорила она. - Имела ли бы я
право, если б могла сказать то, что вам так нужно и чего... вы так стоите?
- шопотом прибавила и стыдливо взглянула на него.
Во взгляде опять почудились ему искры небывалой дружбы; опять он
дрогнул от счастья.
- Не торопитесь, - прибавил он, - скажите, чего я стою, когда кончится
ваш сердечный траур, траур приличия. Мне кое-что сказал и этот год. А
теперь решите только вопрос: ехать мне или... оставаться?
- Послушайте: вы кокетничаете со мной! - вдруг весело сказала она.
- О нет! - с важностью заметил он. - Это не давешний вопрос, теперь он
имеет другой смысл: если я останусь, то... на каких правах?
Она вдруг смутилась.
- Видите, что я не кокетничаю! - смеялся он, довольный, что поймал ее.
- Ведь нам, после нынешнего разговора, надо быть иначе друг с другом: мы
оба уж не те, что были вчера.
- Я не знаю... - шептала она, еще более смущенная.
- Позволите мне дать вам совет?
- Говорите... я слепо исполню! - почти с страстною покорностью
прибавила она.
- Выдьте за меня замуж, в ожидании, пока он придет!
- Еще не смею... - шептала она, закрывая лицо руками, в волнении, но
счастливая.
- Отчего ж не смеете? - шопотом же спросил он, наклоняя ее голову к
себе.
- А это прошлое? - шептала она опять, кладя ему голову на грудь, как
матери.
Он тихонько отнял ее руки от лица, поцеловал в голову и долго
любовался ее смущением, с наслаждением глядел на выступившие у ней и
поглощенные опять глазами слезы.
- Поблекнет, как ваша сирень! - заключил он. - Вы взяли урок: теперь
настала