- Что там?
- Услышат... хозяйка подумает, что я в самом деле хочу уехать...
- Ну, так что ж? Пусть ее думает!
- Ах, как это можно! - перебил Обломов. - Послушай, Андрей! - вдруг
прибавил он решительным, небывалым тоном, - не делай напрасных попыток, не
уговаривай меня: я останусь здесь.
Штольц с изумлением поглядел на своего друга. Обломов спокойно и
решительно глядел на него.
- Ты погиб, Илья! - сказал он. - Этот дом, эта женщина... весь этот
быт... Не может быть: едем, едем!
Он хватал его за рукав и тащил к двери.
- Зачем ты хочешь увезти меня? Куда? - говорил, упираясь, Обломов.
- Вон из этой ямы, из болота, на свет, на простор, где есть здоровая,
нормальная жизнь! - настаивал Штольц строго, почти повелительно. - Где ты?
Что ты стал? Опомнись! Разве ты к этому быту готовил себя, чтоб спать, как
крот в норе? Ты вспомни все...
- Не напоминай, не тревожь прошлого: не воротишь! - говорил Обломов с
мыслью на лице, с полным сознанием рассудка и воли. - Что ты хочешь делать
со мной? С тем миром, куда ты влечешь меня, я распался навсегда; ты не
спаяешь, не составишь две разорванные половины. Я прирос к этой яме больным
местом: попробуй оторвать - будет смерть.
- Да ты оглянись, где и с кем ты?
- Знаю, чувствую... Ах, Андрей, все я чувствую, все понимаю: мне давно
совестно жить на свете! Но не могу идти с тобой твоей дорогой, если б даже
захотел... Может быть, в последний раз было еще возможно. Теперь... (он
опустил глаза и промолчал с минуту) теперь поздно... Иди и не
останавливайся надо мной. Я стою твоей дружбы - это бог видит, но не стою
твоих хлопот.
- Нет, Илья, ты что-то говоришь, да не договариваешь. И все-таки я
увезу тебя, именно потому и увезу, что подозреваю... Послушай, - сказал он,
- надень что-нибудь, и поедем ко мне, просиди у меня вечер. Я тебе расскажу
много-много: ты не знаешь, что закипело у нас теперь, ты не слыхал?..
Обломов смотрел на него вопросительно.
- Ты не видишься с людьми, я и забыл: пойдем, я все расскажу тебе...
Знаешь, кто здесь у ворот, в карете, ждет меня... Я позову сюда!
- Ольга! - вдруг вырвалось у испуганного Обломова. Он даже изменился в
лице. - Ради бога, не допускай ее сюда, уезжай. Прощай, прощай, ради бога!
Он почти толкал Штольца вон; но тот не двигался.
- Я не могу пойти к ней без тебя: я дал слово, слышишь, Илья? Не
сегодня, так завтра... ты только отсрочишь, но не отгонишь меня... Завтра,
послезавтра, а все-таки увидимся!
Обломов молчал, опустив голову и не смея взглянуть на Штольца.
- Когда же? Меня Ольга спросит.
- Ах, Андрей, - сказал он нежным, умоляющим голосом, обнимая его и
кладя голову ему на плечо. - Оставь меня совсем... забудь...
- Как, навсегда? - с изумлением спросил Штольц, устраняясь от его
объятий и глядя ему в лицо.
- Да! - прошептал Обломов.
Штольц отступил от него на шаг.
- Ты ли это, Илья? - упрекал он. - Ты отталкиваешь меня, и для нее,
для этой женщины!.. Боже мой! - почти закричал он, как от внезапной боли. -
Этот ребенок, что я сейчас видел... Илья, Илья! Беги отсюда, пойдем, пойдем
скорее! Как ты пал! Эта женщина... что она тебе...
- Жена! - покойно произнес Обломов.
Штольц окаменел.
- А этот ребенок - мой сын! Его зовут Андреем, в память о тебе! -
досказал Обломов разом и покойно перевел дух, сложив с себя бремя
откровенности
- Услышат... хозяйка подумает, что я в самом деле хочу уехать...
- Ну, так что ж? Пусть ее думает!
- Ах, как это можно! - перебил Обломов. - Послушай, Андрей! - вдруг
прибавил он решительным, небывалым тоном, - не делай напрасных попыток, не
уговаривай меня: я останусь здесь.
Штольц с изумлением поглядел на своего друга. Обломов спокойно и
решительно глядел на него.
- Ты погиб, Илья! - сказал он. - Этот дом, эта женщина... весь этот
быт... Не может быть: едем, едем!
Он хватал его за рукав и тащил к двери.
- Зачем ты хочешь увезти меня? Куда? - говорил, упираясь, Обломов.
- Вон из этой ямы, из болота, на свет, на простор, где есть здоровая,
нормальная жизнь! - настаивал Штольц строго, почти повелительно. - Где ты?
Что ты стал? Опомнись! Разве ты к этому быту готовил себя, чтоб спать, как
крот в норе? Ты вспомни все...
- Не напоминай, не тревожь прошлого: не воротишь! - говорил Обломов с
мыслью на лице, с полным сознанием рассудка и воли. - Что ты хочешь делать
со мной? С тем миром, куда ты влечешь меня, я распался навсегда; ты не
спаяешь, не составишь две разорванные половины. Я прирос к этой яме больным
местом: попробуй оторвать - будет смерть.
- Да ты оглянись, где и с кем ты?
- Знаю, чувствую... Ах, Андрей, все я чувствую, все понимаю: мне давно
совестно жить на свете! Но не могу идти с тобой твоей дорогой, если б даже
захотел... Может быть, в последний раз было еще возможно. Теперь... (он
опустил глаза и промолчал с минуту) теперь поздно... Иди и не
останавливайся надо мной. Я стою твоей дружбы - это бог видит, но не стою
твоих хлопот.
- Нет, Илья, ты что-то говоришь, да не договариваешь. И все-таки я
увезу тебя, именно потому и увезу, что подозреваю... Послушай, - сказал он,
- надень что-нибудь, и поедем ко мне, просиди у меня вечер. Я тебе расскажу
много-много: ты не знаешь, что закипело у нас теперь, ты не слыхал?..
Обломов смотрел на него вопросительно.
- Ты не видишься с людьми, я и забыл: пойдем, я все расскажу тебе...
Знаешь, кто здесь у ворот, в карете, ждет меня... Я позову сюда!
- Ольга! - вдруг вырвалось у испуганного Обломова. Он даже изменился в
лице. - Ради бога, не допускай ее сюда, уезжай. Прощай, прощай, ради бога!
Он почти толкал Штольца вон; но тот не двигался.
- Я не могу пойти к ней без тебя: я дал слово, слышишь, Илья? Не
сегодня, так завтра... ты только отсрочишь, но не отгонишь меня... Завтра,
послезавтра, а все-таки увидимся!
Обломов молчал, опустив голову и не смея взглянуть на Штольца.
- Когда же? Меня Ольга спросит.
- Ах, Андрей, - сказал он нежным, умоляющим голосом, обнимая его и
кладя голову ему на плечо. - Оставь меня совсем... забудь...
- Как, навсегда? - с изумлением спросил Штольц, устраняясь от его
объятий и глядя ему в лицо.
- Да! - прошептал Обломов.
Штольц отступил от него на шаг.
- Ты ли это, Илья? - упрекал он. - Ты отталкиваешь меня, и для нее,
для этой женщины!.. Боже мой! - почти закричал он, как от внезапной боли. -
Этот ребенок, что я сейчас видел... Илья, Илья! Беги отсюда, пойдем, пойдем
скорее! Как ты пал! Эта женщина... что она тебе...
- Жена! - покойно произнес Обломов.
Штольц окаменел.
- А этот ребенок - мой сын! Его зовут Андреем, в память о тебе! -
досказал Обломов разом и покойно перевел дух, сложив с себя бремя
откровенности