по временам:
- Видишь, что ведь выдумал! Экой разбойник! Ах, чтоб тебе пусто было!
Эти восклицания относились к авторам - звание, которое в глазах его не
пользовалось никаким уважением; он даже усвоил себе и то полупрезрение к
писателям, которое питали к ним люди старого времени. Он, как и многие
тогда, почитал сочинителя не иначе как весельчаком, гулякой, пьяницей и
потешником, вроде плясуна.
Иногда он из третьегодичных газет почитает и вслух, для всех, или так
сообщает им известия.
- Вот из Гаги пишут, - скажет он, - что его величество король изволил
благополучно возвратиться из кратковременного путешествия во дворец, - и
при этом поглядит через очки на всех слушателей.
Или:
- В Вене такой-то посланник вручил свои кредитивные грамоты.
- А вот тут пишут, - читал он еще, - что сочинения госпожи Жанлис
перевели на российский язык.
- Это все, чай, для того переводят, - замечает один из слушателей,
мелкопоместный помещик, - чтоб у нашего брата, дворянина, деньги
выманивать.
А бедный Илюша ездит да ездит учиться к Штольцу. Как только он
проснется в понедельник, на него уж нападает тоска. Он слышит резкий голос
Васьки, который кричит с крыльца:
- Антипка! Закладывай пегую: барчонка к немцу везти!
Сердце дрогнет у него. Он печальный приходит к матери. Та знает,
отчего, и начинает золотить пилюлю, втайне вздыхая сама о разлуке с ним на
целую неделю.
Не знают, чем и накормить его в то утро, напекут ему булочек и
крендельков, отпустят с ним соленья, печенья, варенья, пастил разных и
других всяких сухих и мокрых лакомств и даже съестных припасов. Все это
отпускалось в тех видах, что у немца не жирно кормят.
- Там не разъешься, - говорили обломовцы, - обедать-то дадут супу, да
жаркого, да картофелю, к чаю масла, а ужинать-то морген фри - нос утри.
Впрочем, Илье Ильичу снятся больше такие понедельники, когда он не
слышит голоса Васьки, приказывающего закладывать пегашку, и когда мать
встречает его за чаем с улыбкой и с приятною новостью:
- Сегодня не поедешь; в четверг большой праздник: стоит ли ездить взад
и вперед на три дня?
Или иногда вдруг объявит ему: "Сегодня родительская неделя, - не до
ученья: блины будем печь".
А не то так мать посмотрит утром в понедельник пристально на него, да
и скажет:
- Что-то у тебя глаза несвежи сегодня. Здоров ли ты? - и покачает
головой.
Лукавый мальчишка здоровехонек, но молчит.
- Посиди-ка ты эту недельку дома, - скажет она, - а там - что бог
даст.
И все в доме были проникнуты убеждением, что ученье и родительская
суббота никак не должны совпадать вместе, или что праздник в четверг -
неодолимая преграда к ученью на всю неделю.
Разве только иногда слуга или девка, которым достанется за барчонка,
проворчат:
- У, баловень! Скоро ли провалишься к своему немцу?
В другой раз вдруг к немцу Антипка явится на знакомой пегашке, среди
или в начале недели, за Ильей Ильичом.
- Приехала, дескать, Марья Савишна или Наталья Фаддеевна гостить или
Кузовковы со своими детьми, так пожалуйте домой!
И недели три Илюша гостит дома, а там, смотришь, до страстной недели
уж недалеко, а там и праздник, а там кто-нибудь в семействе почему-то
решит, что на фоминой неделе не учатся; до лета остается недели две - не
стоит ездить, а летом и сам немец отдыхает, так уж лучше до осени отложить.
Посмот
- Видишь, что ведь выдумал! Экой разбойник! Ах, чтоб тебе пусто было!
Эти восклицания относились к авторам - звание, которое в глазах его не
пользовалось никаким уважением; он даже усвоил себе и то полупрезрение к
писателям, которое питали к ним люди старого времени. Он, как и многие
тогда, почитал сочинителя не иначе как весельчаком, гулякой, пьяницей и
потешником, вроде плясуна.
Иногда он из третьегодичных газет почитает и вслух, для всех, или так
сообщает им известия.
- Вот из Гаги пишут, - скажет он, - что его величество король изволил
благополучно возвратиться из кратковременного путешествия во дворец, - и
при этом поглядит через очки на всех слушателей.
Или:
- В Вене такой-то посланник вручил свои кредитивные грамоты.
- А вот тут пишут, - читал он еще, - что сочинения госпожи Жанлис
перевели на российский язык.
- Это все, чай, для того переводят, - замечает один из слушателей,
мелкопоместный помещик, - чтоб у нашего брата, дворянина, деньги
выманивать.
А бедный Илюша ездит да ездит учиться к Штольцу. Как только он
проснется в понедельник, на него уж нападает тоска. Он слышит резкий голос
Васьки, который кричит с крыльца:
- Антипка! Закладывай пегую: барчонка к немцу везти!
Сердце дрогнет у него. Он печальный приходит к матери. Та знает,
отчего, и начинает золотить пилюлю, втайне вздыхая сама о разлуке с ним на
целую неделю.
Не знают, чем и накормить его в то утро, напекут ему булочек и
крендельков, отпустят с ним соленья, печенья, варенья, пастил разных и
других всяких сухих и мокрых лакомств и даже съестных припасов. Все это
отпускалось в тех видах, что у немца не жирно кормят.
- Там не разъешься, - говорили обломовцы, - обедать-то дадут супу, да
жаркого, да картофелю, к чаю масла, а ужинать-то морген фри - нос утри.
Впрочем, Илье Ильичу снятся больше такие понедельники, когда он не
слышит голоса Васьки, приказывающего закладывать пегашку, и когда мать
встречает его за чаем с улыбкой и с приятною новостью:
- Сегодня не поедешь; в четверг большой праздник: стоит ли ездить взад
и вперед на три дня?
Или иногда вдруг объявит ему: "Сегодня родительская неделя, - не до
ученья: блины будем печь".
А не то так мать посмотрит утром в понедельник пристально на него, да
и скажет:
- Что-то у тебя глаза несвежи сегодня. Здоров ли ты? - и покачает
головой.
Лукавый мальчишка здоровехонек, но молчит.
- Посиди-ка ты эту недельку дома, - скажет она, - а там - что бог
даст.
И все в доме были проникнуты убеждением, что ученье и родительская
суббота никак не должны совпадать вместе, или что праздник в четверг -
неодолимая преграда к ученью на всю неделю.
Разве только иногда слуга или девка, которым достанется за барчонка,
проворчат:
- У, баловень! Скоро ли провалишься к своему немцу?
В другой раз вдруг к немцу Антипка явится на знакомой пегашке, среди
или в начале недели, за Ильей Ильичом.
- Приехала, дескать, Марья Савишна или Наталья Фаддеевна гостить или
Кузовковы со своими детьми, так пожалуйте домой!
И недели три Илюша гостит дома, а там, смотришь, до страстной недели
уж недалеко, а там и праздник, а там кто-нибудь в семействе почему-то
решит, что на фоминой неделе не учатся; до лета остается недели две - не
стоит ездить, а летом и сам немец отдыхает, так уж лучше до осени отложить.
Посмот