одного папеньку, который внушал своему четырехлетнему
сынишке, что он, его папенька, "такой хляблий, что папеньку любит госу-
дарь"... Ведь нуждался же этот папенька в четырехлетнем слушателе?
Крестьяне же всегда слушали Фому Фомича с подобострастием.
- А што, батюшка, много ль ты царского-то жалованья получал? - спро-
сил его вдруг один седенький старичок. Архип Короткий по прозвищу, из
толпы других мужичков, с очевидным намерением подольститься; но Фоме Фо-
мичу показался этот вопрос фамильярным, а он терпеть не мог фамильярнос-
ти.
- А тебе какое дело, пехтерь? - отвечал он, с презрением поглядев на
бедного мужичонка. - Что ты мне моську-то свою выставил: плюнуть мне,
что ли, в нее?
Фома Фомич всегда разговаривал в таком тоне с "умным русским мужич-
ком".
- Отец ты наш... - подхватил другой мужичок, - ведь мы люди темные.
Может, ты майор, аль полковник, аль само ваше сиятельство, - как и вели-
чать-то тебя не ведаем.
- Пехтерь! - повторил Фома Фомич, однако ж смягчился. - Жалованье жа-
лованью рознь, посконная ты голова! Другой и в генеральском чине, да ни-
чего не получает, - значит, не за что: пользы царю не приносит. А я вот
двадцать тысяч получал, когда у министра служил, да и тех не брал, пото-
му я из чести служил, свой был достаток. Я жалованье свое на госу-
дарственное просвещение да на погорелых жителей Казани пожертвовал.
- Вишь ты! Так это ты Казань-то обстроил, батюшка? - продолжал удив-
ленный мужик.
Мужики вообще дивились на Фому Фомича.
- Ну да, и моя там есть доля, - отвечал Фома, как бы нехотя, как буд-
то сам на себя досадуя, что удостоил такого человека таким разговором.
С дядей разговоры были другого рода.
- Прежде кто вы были? - говорит, например, Фома, развалясь после сыт-
ного обеда в покойном кресле, причем слуга, стоя за креслом, должен был
отмахивать от него свежей липовой веткой мух. - На кого похожи вы были
до меня? А теперь я заронил в вас искру небесного огня или нет? Отвечай-
те: заронил я в вас искру иль нет?
Фома Фомич, по правде, и сам не знал, зачем сделал такой вопрос. Но
молчание и смущение дяди тотчас же его раззадорили. Он, прежде терпели-
вый и забитый, теперь вспыхивал как порох при каждом малейшем противоре-
чии. Молчание дяди показалось ему обидным, и он уже теперь настаивал на
ответе.
- Отвечайте же: горит в вас искра или нет?
Дядя мнется, жмется и не знает, что предпринять.
- Позвольте вам заметить, что я жду, - замечает Фома обидчивым голо-
сом.
- Mais repondez donc, Егорушка! - подхватывает генеральша, пожимая
плечами.
- Я спрашиваю: горит ли в вас эта искра иль нет? - снисходительно
повторяет Фома, взяв конфетку из бонбоньерки, которая всегда ставится
перед ним на столе. Это уж распоряжение генеральши.
- Ей-богу, не знаю, Фома, - отвечает наконец дядя с отчаянием во взо-
рах, - должно быть, что-нибудь есть в этом роде... Право, ты уж лучше не
спрашивай, а то я совру что-нибудь...
- Хорошо! Так, по-вашему, я так ничтожен, что даже не стою ответа, -
вы это хотели сказать? Ну, пусть будет так; пусть я буду ничто.
- Да нет же, Фома, бог с тобой! Ну когда я это хотел сказать?
- Нет, вы именно это хотели сказать.
- Да клянусь же, что нет!
- Хорошо! пусть буду я лгун! пусть я, по вашему обвинению, нарочно
изыскиваю предлога к ссоре; пусть ко всем оскорбления
сынишке, что он, его папенька, "такой хляблий, что папеньку любит госу-
дарь"... Ведь нуждался же этот папенька в четырехлетнем слушателе?
Крестьяне же всегда слушали Фому Фомича с подобострастием.
- А што, батюшка, много ль ты царского-то жалованья получал? - спро-
сил его вдруг один седенький старичок. Архип Короткий по прозвищу, из
толпы других мужичков, с очевидным намерением подольститься; но Фоме Фо-
мичу показался этот вопрос фамильярным, а он терпеть не мог фамильярнос-
ти.
- А тебе какое дело, пехтерь? - отвечал он, с презрением поглядев на
бедного мужичонка. - Что ты мне моську-то свою выставил: плюнуть мне,
что ли, в нее?
Фома Фомич всегда разговаривал в таком тоне с "умным русским мужич-
ком".
- Отец ты наш... - подхватил другой мужичок, - ведь мы люди темные.
Может, ты майор, аль полковник, аль само ваше сиятельство, - как и вели-
чать-то тебя не ведаем.
- Пехтерь! - повторил Фома Фомич, однако ж смягчился. - Жалованье жа-
лованью рознь, посконная ты голова! Другой и в генеральском чине, да ни-
чего не получает, - значит, не за что: пользы царю не приносит. А я вот
двадцать тысяч получал, когда у министра служил, да и тех не брал, пото-
му я из чести служил, свой был достаток. Я жалованье свое на госу-
дарственное просвещение да на погорелых жителей Казани пожертвовал.
- Вишь ты! Так это ты Казань-то обстроил, батюшка? - продолжал удив-
ленный мужик.
Мужики вообще дивились на Фому Фомича.
- Ну да, и моя там есть доля, - отвечал Фома, как бы нехотя, как буд-
то сам на себя досадуя, что удостоил такого человека таким разговором.
С дядей разговоры были другого рода.
- Прежде кто вы были? - говорит, например, Фома, развалясь после сыт-
ного обеда в покойном кресле, причем слуга, стоя за креслом, должен был
отмахивать от него свежей липовой веткой мух. - На кого похожи вы были
до меня? А теперь я заронил в вас искру небесного огня или нет? Отвечай-
те: заронил я в вас искру иль нет?
Фома Фомич, по правде, и сам не знал, зачем сделал такой вопрос. Но
молчание и смущение дяди тотчас же его раззадорили. Он, прежде терпели-
вый и забитый, теперь вспыхивал как порох при каждом малейшем противоре-
чии. Молчание дяди показалось ему обидным, и он уже теперь настаивал на
ответе.
- Отвечайте же: горит в вас искра или нет?
Дядя мнется, жмется и не знает, что предпринять.
- Позвольте вам заметить, что я жду, - замечает Фома обидчивым голо-
сом.
- Mais repondez donc, Егорушка! - подхватывает генеральша, пожимая
плечами.
- Я спрашиваю: горит ли в вас эта искра иль нет? - снисходительно
повторяет Фома, взяв конфетку из бонбоньерки, которая всегда ставится
перед ним на столе. Это уж распоряжение генеральши.
- Ей-богу, не знаю, Фома, - отвечает наконец дядя с отчаянием во взо-
рах, - должно быть, что-нибудь есть в этом роде... Право, ты уж лучше не
спрашивай, а то я совру что-нибудь...
- Хорошо! Так, по-вашему, я так ничтожен, что даже не стою ответа, -
вы это хотели сказать? Ну, пусть будет так; пусть я буду ничто.
- Да нет же, Фома, бог с тобой! Ну когда я это хотел сказать?
- Нет, вы именно это хотели сказать.
- Да клянусь же, что нет!
- Хорошо! пусть буду я лгун! пусть я, по вашему обвинению, нарочно
изыскиваю предлога к ссоре; пусть ко всем оскорбления