воге.
Одно в этом письме было ясно: дядя серьезно, убедительно, почти умоляя
меня, предлагал мне как можно скорее жениться на прежней его воспитанни-
це, дочери одного беднейшего провинциального чиновника, по фамилии Еже-
викина, получившей прекрасное образование в одном учебном заведении, в
Москве, на счет дяди, и бывшей теперь гувернанткой детей его. Он писал,
что она несчастна, что я могу составить ее счастье, что я даже сделаю
великодушный поступок, обращался к благородству моего сердца и обещал
дать за нею приданое. Впрочем, о приданом он говорил как-то таинственно,
боязливо и заключал письмо, умоляя меня сохранить все это в величайшей
тайне. Письмо это так поразило меня, что, наконец, у меня голова закру-
жилась. Да и на какого молодого человека, который, как я, только что
соскочил со сковороды, не подействовало бы такое предложение, хотя бы,
например, романтическою своею стороною? К тому же я слышал, что эта мо-
лоденькая гувернантка - прехорошенькая. Я, однако ж, не знал, на что ре-
шиться, хотя тотчас же написал дяде, что немедленно отправляюсь в Сте-
панчиково. Дядя выслал мне, при том же письме, и денег на дорогу. Нес-
мотря на то, я, в сомнениях и даже в тревоге, промедлил в Петербурге три
недели. Вдруг случайно встречаю одного прежнего сослуживца дяди, кото-
рый, возвращаясь с Кавказа в Петербург, заезжал по дороге в село Степан-
чиково. Это был уже пожилой и рассудительный человек, закоренелый холос-
тяк. С негодованием рассказал он мне про Фому Фомича и тут же сообщил
мне одно обстоятельство, о котором я до сих пор еще не имел никакого по-
нятия, именно, что Фома Фомич и генеральша задумали и положили женить
дядю на одной престранной девице, перезрелой и почти совсем полоумной, с
какой-то необыкновенной биографией и чуть ли не с полумиллионом придано-
го; что генеральша уже успела уверить эту девицу, что они между собою
родня, и вследствие того переманить к себе в дом; что дядя, конечно, в
отчаянии, но, кажется, кончится тем, что непременно женится на полумил-
лионе приданого; что, наконец, обе умные головы, генеральша и Фома Фо-
мич, воздвигли страшное гонение на бедную, беззащитную гувернантку детей
дяди, всеми силами выживают ее из дома, вероятно, боясь, чтоб полковник
в нее не влюбился, а может, и оттого, что он уже и успел в нее влю-
биться. Эти последние слова меня поразили. Впрочем, на все мои расспро-
сы: уж не влюблен ли дядя в самом деле, рассказчик не мог или не хотел
дать мне точного ответа, да и вообще рассказывал скупо, нехотя и заметно
уклонялся от подробных объяснений. Я задумался: известие так странно
противоречило с письмом дяди и с его предложением!.. Но медлить было не-
чего. Я решился ехать в Степанчиково, желая не только вразумить и уте-
шить дядю, но даже спасти его по возможности, то есть выгнать Фому,
расстроить ненавистную свадьбу с перезрелой девой и, наконец, - так как,
по моему окончательному решению, любовь дяди была только придирчивой вы-
думкой Фомы Фомича, - осчастливить несчастную, но, конечно, интересную
девушку предложением руки моей и проч. и проч. Мало-помалу я так вдохно-
вил себя, что, по молодости лет и от нечего делать, перескочил из сомне-
ний совершенно в другую крайность: я начал гореть желанием как можно
скорее наделать разных чудес и подвигов. Мне казалось даже, что я сам
выказываю необыкновенное великодушие, благородно жертвуя собою, чтоб ос-
частливить неви
Одно в этом письме было ясно: дядя серьезно, убедительно, почти умоляя
меня, предлагал мне как можно скорее жениться на прежней его воспитанни-
це, дочери одного беднейшего провинциального чиновника, по фамилии Еже-
викина, получившей прекрасное образование в одном учебном заведении, в
Москве, на счет дяди, и бывшей теперь гувернанткой детей его. Он писал,
что она несчастна, что я могу составить ее счастье, что я даже сделаю
великодушный поступок, обращался к благородству моего сердца и обещал
дать за нею приданое. Впрочем, о приданом он говорил как-то таинственно,
боязливо и заключал письмо, умоляя меня сохранить все это в величайшей
тайне. Письмо это так поразило меня, что, наконец, у меня голова закру-
жилась. Да и на какого молодого человека, который, как я, только что
соскочил со сковороды, не подействовало бы такое предложение, хотя бы,
например, романтическою своею стороною? К тому же я слышал, что эта мо-
лоденькая гувернантка - прехорошенькая. Я, однако ж, не знал, на что ре-
шиться, хотя тотчас же написал дяде, что немедленно отправляюсь в Сте-
панчиково. Дядя выслал мне, при том же письме, и денег на дорогу. Нес-
мотря на то, я, в сомнениях и даже в тревоге, промедлил в Петербурге три
недели. Вдруг случайно встречаю одного прежнего сослуживца дяди, кото-
рый, возвращаясь с Кавказа в Петербург, заезжал по дороге в село Степан-
чиково. Это был уже пожилой и рассудительный человек, закоренелый холос-
тяк. С негодованием рассказал он мне про Фому Фомича и тут же сообщил
мне одно обстоятельство, о котором я до сих пор еще не имел никакого по-
нятия, именно, что Фома Фомич и генеральша задумали и положили женить
дядю на одной престранной девице, перезрелой и почти совсем полоумной, с
какой-то необыкновенной биографией и чуть ли не с полумиллионом придано-
го; что генеральша уже успела уверить эту девицу, что они между собою
родня, и вследствие того переманить к себе в дом; что дядя, конечно, в
отчаянии, но, кажется, кончится тем, что непременно женится на полумил-
лионе приданого; что, наконец, обе умные головы, генеральша и Фома Фо-
мич, воздвигли страшное гонение на бедную, беззащитную гувернантку детей
дяди, всеми силами выживают ее из дома, вероятно, боясь, чтоб полковник
в нее не влюбился, а может, и оттого, что он уже и успел в нее влю-
биться. Эти последние слова меня поразили. Впрочем, на все мои расспро-
сы: уж не влюблен ли дядя в самом деле, рассказчик не мог или не хотел
дать мне точного ответа, да и вообще рассказывал скупо, нехотя и заметно
уклонялся от подробных объяснений. Я задумался: известие так странно
противоречило с письмом дяди и с его предложением!.. Но медлить было не-
чего. Я решился ехать в Степанчиково, желая не только вразумить и уте-
шить дядю, но даже спасти его по возможности, то есть выгнать Фому,
расстроить ненавистную свадьбу с перезрелой девой и, наконец, - так как,
по моему окончательному решению, любовь дяди была только придирчивой вы-
думкой Фомы Фомича, - осчастливить несчастную, но, конечно, интересную
девушку предложением руки моей и проч. и проч. Мало-помалу я так вдохно-
вил себя, что, по молодости лет и от нечего делать, перескочил из сомне-
ний совершенно в другую крайность: я начал гореть желанием как можно
скорее наделать разных чудес и подвигов. Мне казалось даже, что я сам
выказываю необыкновенное великодушие, благородно жертвуя собою, чтоб ос-
частливить неви