не на них, так на экипаж ворчу.
- А на экипаж чего ворчать?
- А зачем изломался! Вперед не ломайся, а в целости будь.
- На экипаж... Нет, ты на меня ворчишь, а не на экипаж. Сам виноват,
да он же и ругается!
- Да что вы, сударь, в самом деле, пристали? Отстаньте, пожалуйста!
- А чего ты всю дорогу сычом сидел, слова со мной не сказал, - а? Го-
воришь же в другие разы!
- Муха в рот лезла - оттого и молчал и сидел сычом. Что я вам сказки,
что ли, буду рассказывать? Сказочницу Маланью берите с собой, коли сказ-
ки любите.
Толстяк раскрыл было рот, чтоб возразить, но, очевидно, не нашелся и
замолчал. Слуга же, довольный своей диалектикой и влиянием на барина,
выказанным при свидетелях, с удвоенной важностию обратился к рабочим и
начал им что-то показывать.
Попытки мои познакомиться оставались тщетными, особенно при моей не-
ловкости; но мне помогло непредвиденное обстоятельство. Одна заспанная,
неумытая и непричесанная физиономия внезапно выглянула из окна закрытого
каретного кузова, с незапамятных времен стоявшего без колес у кузницы и
ежедневно, но тщетно ожидавшего починки. С появлением этой физиономии
раздался между мастеровыми всеобщий смех. Дело в том, что человек, выг-
лянувший из кузова, был в нем накрепко заперт и теперь не мог выйти.
Проспавшись в нем хмельной, он тщетно просился теперь на свободу; нако-
нец, стал просить кого-то сбегать за его инструментом. Все это чрезвы-
чайно веселило присутствовавших.
Есть такие натуры, которым в особенную радость и веселье бывают до-
вольно странные вещи. Гримасы пьяного мужика, человек, споткнувшийся и
упавший на улице, перебранка двух баб и проч. и проч. на эту тему произ-
водят иногда в иных людях самый добродушный восторг, неизвестно почему.
Толстяк-помещик принадлежал именно к такого рода натурам. Мало-помалу
его физиономия из грозной и угрюмой стала делаться довольной и ласковой
и, наконец, совсем прояснилась.
- Да это Васильев? - спросил он с участием. - Да как он туда попал?
- Васильев, сударь, Степан Алексеич, Васильев! - закричали со всех
сторон.
- Загулял, сударь, - прибавил один из работников, человек пожилой,
высокий и сухощавый, с педантски строгим выражением лица и с поползнове-
нием на старшинство между своими, - загулял, сударь, от хозяина третий
день как ушел, да у нас и хоронится, навязался к нам! Вот стамеску про-
сит. Ну, на что тебе теперь стамеска, пустая ты голова? Последний стру-
мент закладывать хочет!
- Эх, Архипушка! деньги - голуби: прилетят и опять улетят! Пусти, ра-
ди небесного создателя, - молил Васильев тонким, дребезжащим голосом,
высунув из кузова голову.
- Да сиди ты, идол, благо попал! - сурово отвечал Архип. - Глаза-то
еще с третьева дня успел переменить; с улицы сегодня на заре притащили:
моли бога - спрятали, Матвею Ильичу сказали: заболел, "запасные, дес-
кать, колотья у нас проявились".
Смех раздался вторично.
- Да стамеска-то где?
- Да у нашего Зуя! Наладил одно! пьющий человек, как есть, сударь,
Степан Алексеич.
- Хе-хе-хе! Ах, мошенник! Так ты вот как в городе работаешь: инстру-
мент закладываешь! - прохрипел толстяк, захлебываясь от смеха, совершен-
но довольный и пришедший вдруг в наиприятнейшее расположение духа.
- А ведь столяр такой, что и в Москве поискать! Да вот так-то он
всегда себя аттестует, мерзавец, - прибавил
- А на экипаж чего ворчать?
- А зачем изломался! Вперед не ломайся, а в целости будь.
- На экипаж... Нет, ты на меня ворчишь, а не на экипаж. Сам виноват,
да он же и ругается!
- Да что вы, сударь, в самом деле, пристали? Отстаньте, пожалуйста!
- А чего ты всю дорогу сычом сидел, слова со мной не сказал, - а? Го-
воришь же в другие разы!
- Муха в рот лезла - оттого и молчал и сидел сычом. Что я вам сказки,
что ли, буду рассказывать? Сказочницу Маланью берите с собой, коли сказ-
ки любите.
Толстяк раскрыл было рот, чтоб возразить, но, очевидно, не нашелся и
замолчал. Слуга же, довольный своей диалектикой и влиянием на барина,
выказанным при свидетелях, с удвоенной важностию обратился к рабочим и
начал им что-то показывать.
Попытки мои познакомиться оставались тщетными, особенно при моей не-
ловкости; но мне помогло непредвиденное обстоятельство. Одна заспанная,
неумытая и непричесанная физиономия внезапно выглянула из окна закрытого
каретного кузова, с незапамятных времен стоявшего без колес у кузницы и
ежедневно, но тщетно ожидавшего починки. С появлением этой физиономии
раздался между мастеровыми всеобщий смех. Дело в том, что человек, выг-
лянувший из кузова, был в нем накрепко заперт и теперь не мог выйти.
Проспавшись в нем хмельной, он тщетно просился теперь на свободу; нако-
нец, стал просить кого-то сбегать за его инструментом. Все это чрезвы-
чайно веселило присутствовавших.
Есть такие натуры, которым в особенную радость и веселье бывают до-
вольно странные вещи. Гримасы пьяного мужика, человек, споткнувшийся и
упавший на улице, перебранка двух баб и проч. и проч. на эту тему произ-
водят иногда в иных людях самый добродушный восторг, неизвестно почему.
Толстяк-помещик принадлежал именно к такого рода натурам. Мало-помалу
его физиономия из грозной и угрюмой стала делаться довольной и ласковой
и, наконец, совсем прояснилась.
- Да это Васильев? - спросил он с участием. - Да как он туда попал?
- Васильев, сударь, Степан Алексеич, Васильев! - закричали со всех
сторон.
- Загулял, сударь, - прибавил один из работников, человек пожилой,
высокий и сухощавый, с педантски строгим выражением лица и с поползнове-
нием на старшинство между своими, - загулял, сударь, от хозяина третий
день как ушел, да у нас и хоронится, навязался к нам! Вот стамеску про-
сит. Ну, на что тебе теперь стамеска, пустая ты голова? Последний стру-
мент закладывать хочет!
- Эх, Архипушка! деньги - голуби: прилетят и опять улетят! Пусти, ра-
ди небесного создателя, - молил Васильев тонким, дребезжащим голосом,
высунув из кузова голову.
- Да сиди ты, идол, благо попал! - сурово отвечал Архип. - Глаза-то
еще с третьева дня успел переменить; с улицы сегодня на заре притащили:
моли бога - спрятали, Матвею Ильичу сказали: заболел, "запасные, дес-
кать, колотья у нас проявились".
Смех раздался вторично.
- Да стамеска-то где?
- Да у нашего Зуя! Наладил одно! пьющий человек, как есть, сударь,
Степан Алексеич.
- Хе-хе-хе! Ах, мошенник! Так ты вот как в городе работаешь: инстру-
мент закладываешь! - прохрипел толстяк, захлебываясь от смеха, совершен-
но довольный и пришедший вдруг в наиприятнейшее расположение духа.
- А ведь столяр такой, что и в Москве поискать! Да вот так-то он
всегда себя аттестует, мерзавец, - прибавил