м вы в сос-
тоянии смотреть теперь мне прямо в глаза? разъясните мне эту последнюю
психологическую задачу из человеческого бесстыдства, и тогда я уйду, по
крайней мере обогащенный новым познанием об испорченности человеческого
рода.
Но дядя не в состоянии был отвечать: он смотрел на Фому испуганный и
уничтоженный, раскрыв рот, с выкатившимися глазами.
- Господи! какие страсти-с! - простонала девица Перепелицына.
- Понимаете ли, полковник, - продолжал Фома, - что вы должны отпус-
тить меня теперь, просто и без расспросов? В вашем доме даже я, человек
пожилой и мыслящий, начинаю уже серьезно опасаться за чистоту моей
нравственности. Поверьте, что ни к чему не поведут расспросы, кроме ва-
шего же посрамления.
- Фома! Фома!.. - вскричал дядя, и холодный пот показался на лбу его.
- И потому позвольте без объяснений сказать вам только несколько про-
щальных и напутственных слов, последних слов моих в вашем, Егор Ильич,
доме. Дело сделано, и его не воротишь! Я надеюсь, что вы понимаете, про
какое дело я говорю. Но умоляю вас на коленях: если в сердце вашем оста-
лось хотя искра нравственности, обуздайте стремление страстей своих! И
если тлетворный яд еще не охватил всего здания, то, по возможности, по-
тушите пожар!
- Фома! уверяю тебя, что ты в заблуждении! - вскричал дядя, мало-по-
малу приходя в себя и с ужасом предчувствуя развязку.
- Умерьте страсти, - продолжал Фома тем же торжественным тоном, как
будто и не слыхав восклицания дяди, - побеждайте себя. "Если хочешь по-
бедить весь мир - победи себя!" Вот мое всегдашнее правило. Вы помещик;
вы должны бы сиять, как бриллиант, в своих поместьях, и какой же гнусный
пример необузданности подаете вы здесь своим низшим! Я молился за вас
целые ночи и трепетал, стараясь отыскать ваше счастье. Я не нашел его,
ибо счастье заключается в добродетели...
- Но это невозможно же, Фома! - снова прервал его дядя, - ты не так
понял и не то совсем говоришь...
- Итак, вспомните, что вы помещик, - продолжал Фома, опять не слыхав
восклицания дяди. - Не думайте, чтоб отдых и сладострастие были предназ-
начением помещичьего звания. Пагубная мысль! Не отдых, а забота, и забо-
та перед богом, царем и отечеством! Трудиться, трудиться обязан помещик,
и трудиться, как последний из крестьян его!
- Что ж, я пахать за мужика, что ли, стану? - проворчал Бахчеев, -
ведь и я помещик...
- К вам теперь обращаюсь, домашние, - продолжал Фома, - обращаясь к
Гавриле и Фалалею, появившемуся у дверей, - любите господ ваших и испол-
няйте волю их подобострастно и с кротостью. За это возлюбят вас и госпо-
да ваши. А вы, полковник, будьте к ним справедливы и сострадательны. Тот
же человек - образ божий, так сказать, малолетний, врученный вам, как
дитя, царем и отечеством. Велик долг, но велика и заслуга ваша!
- Фома Фомич! голубчик! что ты это задумал? - в отчаянии прокричала
генеральша, готовая упасть в обморок от ужаса.
- Ну, довольно, кажется? - закричал Фома, не обращая внимания даже и
на генеральшу. - Теперь о подробностях; положим, они мелки, но необходи-
мы, Егор Ильич! В Харинской пустоши у вас до сих пор сено не скошено. Не
опоздайте: скосите и скосите скорей. Таков совет мой...
- Но, Фома...
- Вы хотели, - я знаю это, рубить зыряновский участок лесу; не рубите
- другой совет мой. Сохраните леса: ибо леса сохраняют влажность на по-
верхности
тоянии смотреть теперь мне прямо в глаза? разъясните мне эту последнюю
психологическую задачу из человеческого бесстыдства, и тогда я уйду, по
крайней мере обогащенный новым познанием об испорченности человеческого
рода.
Но дядя не в состоянии был отвечать: он смотрел на Фому испуганный и
уничтоженный, раскрыв рот, с выкатившимися глазами.
- Господи! какие страсти-с! - простонала девица Перепелицына.
- Понимаете ли, полковник, - продолжал Фома, - что вы должны отпус-
тить меня теперь, просто и без расспросов? В вашем доме даже я, человек
пожилой и мыслящий, начинаю уже серьезно опасаться за чистоту моей
нравственности. Поверьте, что ни к чему не поведут расспросы, кроме ва-
шего же посрамления.
- Фома! Фома!.. - вскричал дядя, и холодный пот показался на лбу его.
- И потому позвольте без объяснений сказать вам только несколько про-
щальных и напутственных слов, последних слов моих в вашем, Егор Ильич,
доме. Дело сделано, и его не воротишь! Я надеюсь, что вы понимаете, про
какое дело я говорю. Но умоляю вас на коленях: если в сердце вашем оста-
лось хотя искра нравственности, обуздайте стремление страстей своих! И
если тлетворный яд еще не охватил всего здания, то, по возможности, по-
тушите пожар!
- Фома! уверяю тебя, что ты в заблуждении! - вскричал дядя, мало-по-
малу приходя в себя и с ужасом предчувствуя развязку.
- Умерьте страсти, - продолжал Фома тем же торжественным тоном, как
будто и не слыхав восклицания дяди, - побеждайте себя. "Если хочешь по-
бедить весь мир - победи себя!" Вот мое всегдашнее правило. Вы помещик;
вы должны бы сиять, как бриллиант, в своих поместьях, и какой же гнусный
пример необузданности подаете вы здесь своим низшим! Я молился за вас
целые ночи и трепетал, стараясь отыскать ваше счастье. Я не нашел его,
ибо счастье заключается в добродетели...
- Но это невозможно же, Фома! - снова прервал его дядя, - ты не так
понял и не то совсем говоришь...
- Итак, вспомните, что вы помещик, - продолжал Фома, опять не слыхав
восклицания дяди. - Не думайте, чтоб отдых и сладострастие были предназ-
начением помещичьего звания. Пагубная мысль! Не отдых, а забота, и забо-
та перед богом, царем и отечеством! Трудиться, трудиться обязан помещик,
и трудиться, как последний из крестьян его!
- Что ж, я пахать за мужика, что ли, стану? - проворчал Бахчеев, -
ведь и я помещик...
- К вам теперь обращаюсь, домашние, - продолжал Фома, - обращаясь к
Гавриле и Фалалею, появившемуся у дверей, - любите господ ваших и испол-
няйте волю их подобострастно и с кротостью. За это возлюбят вас и госпо-
да ваши. А вы, полковник, будьте к ним справедливы и сострадательны. Тот
же человек - образ божий, так сказать, малолетний, врученный вам, как
дитя, царем и отечеством. Велик долг, но велика и заслуга ваша!
- Фома Фомич! голубчик! что ты это задумал? - в отчаянии прокричала
генеральша, готовая упасть в обморок от ужаса.
- Ну, довольно, кажется? - закричал Фома, не обращая внимания даже и
на генеральшу. - Теперь о подробностях; положим, они мелки, но необходи-
мы, Егор Ильич! В Харинской пустоши у вас до сих пор сено не скошено. Не
опоздайте: скосите и скосите скорей. Таков совет мой...
- Но, Фома...
- Вы хотели, - я знаю это, рубить зыряновский участок лесу; не рубите
- другой совет мой. Сохраните леса: ибо леса сохраняют влажность на по-
верхности