Село Степанчиково и его обитатели


земли... Жаль, что вы слишком поздно посеяли яровое; удиви-
тельно, как поздно сеяли вы яровое!..

- Но, Фома...

- Но, однако ж, довольно! Всего не передашь, да и не время! Я пришлю
к вам наставление письменное, в особой тетрадке. Ну, прощайте, прощайте
все. Бог с вами, и да благословит вас господь! Благословляю и тебя, дитя
мое, - продолжал он, обращаясь к Илюше, - и да сохранит тебя бог от
тлетворного яда будущих страстей твоих! Благословляю и тебя, Фалалей;
забудь комаринского!.. И вас, и всех... Помните Фому... Ну, пойдем, Гав-
рила! Посади меня, старичок.

И Фома направился к дверям. Генеральша взвизгнула и бросилась за ним.

- Нет, Фома! я не пущу тебя так! - вскричал дядя и, догнав его, схва-
тил его за руку.

- Значит, вы хотите действовать насилием? - надменно спросил Фома.

- Да, Фома... и насилием! - отвечал дядя, дрожа от волнения. - Ты
слишком много сказал и должен разъяснить! Ты не так прочел мое письмо,
Фома!..

- Ваше письмо! - взвизгнул Фома, мгновенно воспламеняясь, как будто
именно ждал этой минуты для взрыва, - ваше письмо! Вот оно, ваше письмо!
вот оно! Я рву это письмо, я плюю на это письмо! я топчу ногами своими
ваше письмо и исполняю тем священнейший долг человечества! Вот что я де-
лаю, если вы силой принуждаете меня к объяснениям! Видите! видите! види-
те!..

И клочки бумаги разлетелись по комнате.

- Повторяю, Фома, ты не понял! - кричал дядя, бледнея все более и бо-
лее, - я предлагаю руку, Фома, я ищу своего счастья...

- Руку! Вы обольстили эту девицу и надуваете меня, предлагая ей руку;
ибо я видел вас вчера с ней ночью в саду, под кустами!

Генеральша вскрикнула и в изнеможении упала в кресло. Поднялась ужас-
ная суматоха. Бедная Настенька сидела бледная, точно мертвая. Испуганная
Сашенька, обхватив Илюшу, дрожала как в лихорадке.

- Фома! - вскричал дядя в исступлении. Если ты распространишь эту
тайну, то ты сделаешь самый подлейший поступок в мире!

- Я распространю эту тайну, - визжал Фома, - и сделаю наиблагородней-
ший из поступков! Я на то послан самим богом, чтоб изобличить весь мир в
его пакостях! Я готов взобраться на мужичью соломенную крышу и кричать
оттуда о вашем гнусном поступке всем окрестным помещикам и всем проезжа-
ющим!.. Да, знайте все, все, что вчера, ночью, я застал его с этой деви-
цей, имеющей наиневиннейший вид, в саду, под кустами!..

- Ах, какой срам-с! - пропищала девица Перепелицына.

- Фома! не губи себя! - кричал дядя, сжимая кулаки и сверкая глазами.

- ...А он, - визжал Фома, - он, испугавшись, что я его увидел, осме-
лился завлекать меня лживым письмом, меня, честного и прямодушного, в
потворство своему преступлению - да, преступлению!.. ибо из наиневинней-
шей доселе девицы вы сделали...

- Еще одно оскорбительное для нее слово, и - я убью тебя, Фома, кля-
нусь тебе в этом!..

- Я говорю это слово, ибо из наиневиннейшей доселе девицы вы успели
сделать развратнейшую из девиц!

Едва только произнес Фома последнее слово, как дядя схватил его за
плечи, повернул, как соломинку, и с силою бросил его на стеклянную
дверь, ведшую из кабинета во двор дома. Удар был так силен, что притво-
ренные двери растворились настежь, и Фома, слетев кубарем по семи камен-
ным ступенькам, растянулся на дворе. Разбитые стекла с дребезгом разле-
телись по ступеням крыльца.

- Гаврила, подбери его!