нно
когда про семейное счастье заговорил... Вот жаль, что я сам мало понял
(времени не было), а то бы рассказал тебе все как по нитке. И, вдобавок,
благороднейших свойств человек! Я его пригласил к себе погостить. С часу
на час ожидаю.
Между тем мужики глядели на меня, раскрыв рты и выпуча глаза, как на
чудо.
- Послушайте, дядюшка, - прервал я его, - я, кажется, помешал мужич-
кам. Они, верно, за надобностью. О чем они? Я, признаюсь, подозреваю
кой-что и очень бы рад их послушать...
Дядя вдруг захлопотал и заторопился.
- Ах, да! я и забыл! да вот видишь... что с ними делать? Выдумали, -
и желал бы я знать, кто первый у них это выдумал, - выдумали, что я от-
даю их, всю Капитоновку, - ты помнишь Капитоновку? еще мы туда с покой-
ной Катей все по вечерам гулять ездили, - всю Капитоновку, целых
шестьдесят восемь душ, Фоме Фомичу! "Ну, не хотим идти от тебя, да и
только!"
- Так это неправда, дядюшка? вы не отдаете ему Капитоновки? - вскри-
чал я почти в восторге.
- И не думал; в голове не было! А ты от кого слышал? Раз как-то с
языка сорвалось, вот и пошло гулять мое слово. И отчего им Фома так не
мил? Вот подожди, Сергей, я тебя познакомлю, - прибавил он, робко взгля-
нув на меня, как будто уже предчувствуя и во мне врага Фоме Фомичу. -
Это, брат, такой человек...
- Не хотим, опричь тебя, никого не хотим! - завопили вдруг мужики це-
лым хором. - Вы отцы, а мы ваши дети!
- Послушайте, дядюшка, - отвечал я, - Фому Фомича я еще не видал,
но... видите ли... я кое-что слышал. Признаюсь вам, что я встретил се-
годня господина Бахчеева. Впрочем, у меня на этот счет покамест своя
идея. Во всяком случае, дядюшка, отпустите-ка вы мужичков, а мы с вами
поговорим одни, без свидетелей. Я, признаюсь, затем и приехал...
- Именно, именно, - подхватил дядя, - именно! мужичков отпустим, а
потом и поговорим, знаешь, эдак, приятельски, дружески, основательно!
Ну, - продолжал он скороговоркой, обращаясь к мужикам, - теперь ступай-
те, друзья мои. И вперед ко мне, всегда ко мне, когда нужно; так-таки
прямо ко мне и иди во всякое время.
- Батюшка ты наш! Вы отцы, мы ваши дети! Не давай в обиду Фоме Фоми-
чу! Вся бедность просит! - закричали еще раз мужики.
- Вот дураки-то! да не отдам я вас, говорят!
- А то заучит он нас совсем, батюшка! Здешних, слышь, совсем заучил7
- Так неужели он и вас по-французски учит? - вскричал я почти в испу-
ге.
- Нет, батюшка, покамест еще миловал бог! - отвечал один из мужиков,
вероятно большой говорун, рыжий, с огромной плешью на затылке и с длин-
ной, жиденькой клинообразной бородкой, которая так и ходила вся, когда
он говорил, точно она была живая сама по себе. - Нет, сударь, покамест
еще миловал бог.
- Да чему ж он вас учит?
- А учит он, ваша милость, так, что по-нашему выходит золотой ящик
купи да медный грош положи.
- То есть как это медный грош?
- Сережа! ты в заблуждении; это клевета! - вскричал дядя, покраснев и
ужасно сконфузившись. - Это они, дураки, не поняли, что он им говорил!
Он только так... какой тут медный грош!.. А тебе нечего про все поми-
нать, горло драть, - продолжал дядя, с укоризною обращаясь к мужику, -
тебе же, дураку, добра пожелали, а ты не понимаешь да и кричишь!
- Помилуйте, дядюшка, а французский-то язык?
- Это он для произношения, Сережа, единственно для
когда про семейное счастье заговорил... Вот жаль, что я сам мало понял
(времени не было), а то бы рассказал тебе все как по нитке. И, вдобавок,
благороднейших свойств человек! Я его пригласил к себе погостить. С часу
на час ожидаю.
Между тем мужики глядели на меня, раскрыв рты и выпуча глаза, как на
чудо.
- Послушайте, дядюшка, - прервал я его, - я, кажется, помешал мужич-
кам. Они, верно, за надобностью. О чем они? Я, признаюсь, подозреваю
кой-что и очень бы рад их послушать...
Дядя вдруг захлопотал и заторопился.
- Ах, да! я и забыл! да вот видишь... что с ними делать? Выдумали, -
и желал бы я знать, кто первый у них это выдумал, - выдумали, что я от-
даю их, всю Капитоновку, - ты помнишь Капитоновку? еще мы туда с покой-
ной Катей все по вечерам гулять ездили, - всю Капитоновку, целых
шестьдесят восемь душ, Фоме Фомичу! "Ну, не хотим идти от тебя, да и
только!"
- Так это неправда, дядюшка? вы не отдаете ему Капитоновки? - вскри-
чал я почти в восторге.
- И не думал; в голове не было! А ты от кого слышал? Раз как-то с
языка сорвалось, вот и пошло гулять мое слово. И отчего им Фома так не
мил? Вот подожди, Сергей, я тебя познакомлю, - прибавил он, робко взгля-
нув на меня, как будто уже предчувствуя и во мне врага Фоме Фомичу. -
Это, брат, такой человек...
- Не хотим, опричь тебя, никого не хотим! - завопили вдруг мужики це-
лым хором. - Вы отцы, а мы ваши дети!
- Послушайте, дядюшка, - отвечал я, - Фому Фомича я еще не видал,
но... видите ли... я кое-что слышал. Признаюсь вам, что я встретил се-
годня господина Бахчеева. Впрочем, у меня на этот счет покамест своя
идея. Во всяком случае, дядюшка, отпустите-ка вы мужичков, а мы с вами
поговорим одни, без свидетелей. Я, признаюсь, затем и приехал...
- Именно, именно, - подхватил дядя, - именно! мужичков отпустим, а
потом и поговорим, знаешь, эдак, приятельски, дружески, основательно!
Ну, - продолжал он скороговоркой, обращаясь к мужикам, - теперь ступай-
те, друзья мои. И вперед ко мне, всегда ко мне, когда нужно; так-таки
прямо ко мне и иди во всякое время.
- Батюшка ты наш! Вы отцы, мы ваши дети! Не давай в обиду Фоме Фоми-
чу! Вся бедность просит! - закричали еще раз мужики.
- Вот дураки-то! да не отдам я вас, говорят!
- А то заучит он нас совсем, батюшка! Здешних, слышь, совсем заучил7
- Так неужели он и вас по-французски учит? - вскричал я почти в испу-
ге.
- Нет, батюшка, покамест еще миловал бог! - отвечал один из мужиков,
вероятно большой говорун, рыжий, с огромной плешью на затылке и с длин-
ной, жиденькой клинообразной бородкой, которая так и ходила вся, когда
он говорил, точно она была живая сама по себе. - Нет, сударь, покамест
еще миловал бог.
- Да чему ж он вас учит?
- А учит он, ваша милость, так, что по-нашему выходит золотой ящик
купи да медный грош положи.
- То есть как это медный грош?
- Сережа! ты в заблуждении; это клевета! - вскричал дядя, покраснев и
ужасно сконфузившись. - Это они, дураки, не поняли, что он им говорил!
Он только так... какой тут медный грош!.. А тебе нечего про все поми-
нать, горло драть, - продолжал дядя, с укоризною обращаясь к мужику, -
тебе же, дураку, добра пожелали, а ты не понимаешь да и кричишь!
- Помилуйте, дядюшка, а французский-то язык?
- Это он для произношения, Сережа, единственно для