чки его были беленькие, чистенькие, вымытые чуть ли не в розовой воде;
пальцы оканчивались щеголеватыми, длиннейшими розовыми ногтями. Все это
показывало баловня, франта и белоручку. Он шепелявил и премодно не выго-
варивал букву p, подымал и опускал глаза, вздыхал и нежничал до неверо-
ятности. От него пахло духами. Роста он был небольшого, дряблый и хилый,
и на ходу как-то особенно приседал, вероятно, находя в этом самую высшую
деликатность, - словом, он весь был пропитан деликатностью, суб-
тильностью и необыкновенным чувством собственного достоинства. Последнее
обстоятельство, неизвестно почему, мне, сгоряча, не понравилось.
- Так этот галстух аделаидина цвета? - спросил я, строго посмотрев на
молодого лакея.
- Аделаидина-с, - отвечал он с невозмутимою деликатностью.
- А аграфенина цвета нет?
- Нет-с. Такого и быть не может-с.
- Это почему?
- Неприличное имя Аграфена-с.
- Как неприличное? почему?
- Известно-с: Аделаида, по крайней мере, иностранное имя, облагоро-
женное-с; а Аграфеной могут называть всякую последнюю бабу-с.
- Да ты с ума сошел или нет?
- Никак нет-с, я при своем уме-с. Все - конечно, воля ваша обзывать
меня всяческими словами; но разговором моим многие генералы и даже неко-
торые столичные графы оставались довольны-с.
- Да тебя как зовут?
- Видоплясов.
- А! так это ты Видоплясов?
- Точно так-с.
- Ну, подожди же, брат, я и с тобой познакомлюсь.
"Однако здесь что-то похоже на бедлам", - подумал я про себя, сходя
вниз.
IV
ЗА ЧАЕМ
Чайная была та самая комната, из которой был выход на террасу, где я
давеча встретил Гаврилу. Таинственные предвещания дяди насчет приема,
меня ожидавшего, очень меня беспокоили. Молодость иногда не в меру само-
любива, а молодое самолюбие почти всегда трусливо. Вот почему мне чрез-
вычайно неприятно было, когда я, только что войдя в дверь и увидя за
чайным столом все общество, вдруг запнулся за ковер, пошатнулся и, спа-
сая равновесие, неожиданно вылетел на середину комнаты. Сконфузившись
так, как будто я разом погубил свою карьеру, честь и доброе имя, стоял я
без движения, покраснев как рак и бессмысленно смотря на присутствовав-
ших. Упоминаю об этом происшествии, совершенно по себе ничтожном,
единственно потому, что оно имело чрезвычайное влияние на мое расположе-
ние духа почти во весь тот день, а следовательно, и на отношения мои к
некоторым из действующих лиц моего рассказа. Я попробовал было покло-
ниться, не докончил, покраснел еще более, бросился к дяде и схватил его
за руку.
- Здравствуйте, дядюшка, - проговорил я, задыхаясь, желая сказать
что-то совсем другое, гораздо остроумнее, но, совсем неожиданно, сказав
только "Здравствуйте".
- Здравствуй, здравствуй, братец, - отвечал страдавший за меня дядя,
- ведь мы уж здоровались. Да не конфузься, пожалуйста, - прибавил он ше-
потом, - это, брат, со всеми случается, да еще как! Бывало, хоть прова-
литься в ту ж пору!.. Ну, а теперь, маменька, позвольте вам рекомендо-
вать: вот наш молодой человек; он немного сконфузился, но вы его верно
полюбите. Племянник мой, Сергей Александрович, - добавил он, - обращаясь
ко всем вообще.
Но прежде чем буду продолжать рассказ, позвольте, любезный читатель,
представить вам поименно все общество, в котором я вдруг очутился. Это
даже необходимо для порядка рассказа
пальцы оканчивались щеголеватыми, длиннейшими розовыми ногтями. Все это
показывало баловня, франта и белоручку. Он шепелявил и премодно не выго-
варивал букву p, подымал и опускал глаза, вздыхал и нежничал до неверо-
ятности. От него пахло духами. Роста он был небольшого, дряблый и хилый,
и на ходу как-то особенно приседал, вероятно, находя в этом самую высшую
деликатность, - словом, он весь был пропитан деликатностью, суб-
тильностью и необыкновенным чувством собственного достоинства. Последнее
обстоятельство, неизвестно почему, мне, сгоряча, не понравилось.
- Так этот галстух аделаидина цвета? - спросил я, строго посмотрев на
молодого лакея.
- Аделаидина-с, - отвечал он с невозмутимою деликатностью.
- А аграфенина цвета нет?
- Нет-с. Такого и быть не может-с.
- Это почему?
- Неприличное имя Аграфена-с.
- Как неприличное? почему?
- Известно-с: Аделаида, по крайней мере, иностранное имя, облагоро-
женное-с; а Аграфеной могут называть всякую последнюю бабу-с.
- Да ты с ума сошел или нет?
- Никак нет-с, я при своем уме-с. Все - конечно, воля ваша обзывать
меня всяческими словами; но разговором моим многие генералы и даже неко-
торые столичные графы оставались довольны-с.
- Да тебя как зовут?
- Видоплясов.
- А! так это ты Видоплясов?
- Точно так-с.
- Ну, подожди же, брат, я и с тобой познакомлюсь.
"Однако здесь что-то похоже на бедлам", - подумал я про себя, сходя
вниз.
IV
ЗА ЧАЕМ
Чайная была та самая комната, из которой был выход на террасу, где я
давеча встретил Гаврилу. Таинственные предвещания дяди насчет приема,
меня ожидавшего, очень меня беспокоили. Молодость иногда не в меру само-
любива, а молодое самолюбие почти всегда трусливо. Вот почему мне чрез-
вычайно неприятно было, когда я, только что войдя в дверь и увидя за
чайным столом все общество, вдруг запнулся за ковер, пошатнулся и, спа-
сая равновесие, неожиданно вылетел на середину комнаты. Сконфузившись
так, как будто я разом погубил свою карьеру, честь и доброе имя, стоял я
без движения, покраснев как рак и бессмысленно смотря на присутствовав-
ших. Упоминаю об этом происшествии, совершенно по себе ничтожном,
единственно потому, что оно имело чрезвычайное влияние на мое расположе-
ние духа почти во весь тот день, а следовательно, и на отношения мои к
некоторым из действующих лиц моего рассказа. Я попробовал было покло-
ниться, не докончил, покраснел еще более, бросился к дяде и схватил его
за руку.
- Здравствуйте, дядюшка, - проговорил я, задыхаясь, желая сказать
что-то совсем другое, гораздо остроумнее, но, совсем неожиданно, сказав
только "Здравствуйте".
- Здравствуй, здравствуй, братец, - отвечал страдавший за меня дядя,
- ведь мы уж здоровались. Да не конфузься, пожалуйста, - прибавил он ше-
потом, - это, брат, со всеми случается, да еще как! Бывало, хоть прова-
литься в ту ж пору!.. Ну, а теперь, маменька, позвольте вам рекомендо-
вать: вот наш молодой человек; он немного сконфузился, но вы его верно
полюбите. Племянник мой, Сергей Александрович, - добавил он, - обращаясь
ко всем вообще.
Но прежде чем буду продолжать рассказ, позвольте, любезный читатель,
представить вам поименно все общество, в котором я вдруг очутился. Это
даже необходимо для порядка рассказа