а сбежала, -
так где же, говорит, было ему уберечь казенные вещи?" Это он в бумаге
своей так и поместил - ей-богу, не вру-с.
- Фи! Какие вы истории рассказываете! - закричала Анфиса Петровна.
- Именно, именно, именно! Зарапортовался ты, брат Евграф, - поддакнул
дядя. - Эй, пропадешь за язык! Человек ты прямой, благородный, благон-
равный - могу заявить, да язык-то у тебя ядовитый! И удивляюсь я, как ты
там с ними ужиться не можешь! Люди они, кажется, добрые, простые...
- Отец и благодетель! да простого-то человека я и боюсь! - вскричал
старик с каким-то особенным одушевлением.
Ответ мне понравился. Я быстро подошел к Ежевикину и крепко пожал ему
руку. По правде, мне хотелось хоть чем-нибудь протестовать против всеоб-
щего мнения, показав открыто старику мое сочувствие. А может быть, кто
знает! может быть, мне хотелось поднять себя в мнении Настасьи Евграфов-
ны. Но из движения моего ровно ничего не вышло путного.
- Позвольте спросить вас, - сказал я, по обычаю моему покраснев и за-
торопившись, слыхали вы про иезуитов?
- Нет, отец родной, не слыхал; так разве что-нибудь... да где нам! А
что-с?
- Так... я было, кстати, хотел рассказать... Впрочем, напомните мне
при случае. А теперь, будьте уверены, что я вас понимаю и ... умею це-
нить...
И, совершенно смешавшись, я еще раз схватил его за руку.
- Непременно, батюшка, напомню, непременно напомню! Золотыми литерами
запишу. Вот, позвольте, и узелок завяжу, для памяти.
И он действительно завязал узелок, отыскав сухой кончик на своем
грязном, табачном платке.
- Евграф Ларионыч, берите чаю, - сказала Прасковья Ильинична.
- Тотчас, раскрасавица барыня, тотчас, то есть принцесса, а не бары-
ня! Это вам за чаек. Степана Алексеича Бахчеева встретил дорогой, суда-
рыня. Такой развеселый, что на тебе! Я уж подумал, не жениться ли соби-
раются? Польсти, польсти! - проговорил он полушепотом, пронося мимо меня
чашку, подмигивая мне и прищуриваясь. - А что же благодетеля-то главного
не видать, Фомы Фомича-с? разве не прибудут к чаю ?
Дядя вздрогнул, как будто его ужалили, и робко взглянул на гене-
ральшу.
- Уж я, право, не знаю, - отвечал он нерешительно, с каким-то стран-
ным смущением. - Звали его, да он... Не знаю, право, может быть, не в
расположении духа. Я уже посылал Видоплясова и... разве, впрочем, мне
самому сходить?
- Заходил я к ним сейчас, - таинственно проговорил Ежевикин.
- Может ли быть? - вскрикнул дядя в испуге. - Ну, что ж?
- Наперед всего заходил-с, почтение свидетельствовал. Сказали, что
они в уединении чаю напьются, а потом прибавили, что они и сухой хлебной
корочкой могут быть сыты, да-с.
Слова эти, казалось, поразили дядю настоящим ужасом.
- Да ты б объяснил ему, Евграф Ларионыч, ты б рассказал, - проговорил
наконец дядя, смотря на старика с тоской и упреком.
- Говорил-с, говорил-с.
- Ну?
- Долго не изволили мне отвечать-с. За математической задачей ка-
кой-то сидели, определяли что-то; видно, головоломная задача была. Пифа-
горовы штаны при мне начертили - сам видел. Три раза повторял; уж на
четвертый только подняли головку и как будто впервые меня увидали. " Не
пойду, говорят, там теперь ученый приехал, так уж где нам быть подле та-
кого светила". Так и изволили выразиться, что подле светила.
И старикашка искоса, с насмешкою, взглянул на мен
так где же, говорит, было ему уберечь казенные вещи?" Это он в бумаге
своей так и поместил - ей-богу, не вру-с.
- Фи! Какие вы истории рассказываете! - закричала Анфиса Петровна.
- Именно, именно, именно! Зарапортовался ты, брат Евграф, - поддакнул
дядя. - Эй, пропадешь за язык! Человек ты прямой, благородный, благон-
равный - могу заявить, да язык-то у тебя ядовитый! И удивляюсь я, как ты
там с ними ужиться не можешь! Люди они, кажется, добрые, простые...
- Отец и благодетель! да простого-то человека я и боюсь! - вскричал
старик с каким-то особенным одушевлением.
Ответ мне понравился. Я быстро подошел к Ежевикину и крепко пожал ему
руку. По правде, мне хотелось хоть чем-нибудь протестовать против всеоб-
щего мнения, показав открыто старику мое сочувствие. А может быть, кто
знает! может быть, мне хотелось поднять себя в мнении Настасьи Евграфов-
ны. Но из движения моего ровно ничего не вышло путного.
- Позвольте спросить вас, - сказал я, по обычаю моему покраснев и за-
торопившись, слыхали вы про иезуитов?
- Нет, отец родной, не слыхал; так разве что-нибудь... да где нам! А
что-с?
- Так... я было, кстати, хотел рассказать... Впрочем, напомните мне
при случае. А теперь, будьте уверены, что я вас понимаю и ... умею це-
нить...
И, совершенно смешавшись, я еще раз схватил его за руку.
- Непременно, батюшка, напомню, непременно напомню! Золотыми литерами
запишу. Вот, позвольте, и узелок завяжу, для памяти.
И он действительно завязал узелок, отыскав сухой кончик на своем
грязном, табачном платке.
- Евграф Ларионыч, берите чаю, - сказала Прасковья Ильинична.
- Тотчас, раскрасавица барыня, тотчас, то есть принцесса, а не бары-
ня! Это вам за чаек. Степана Алексеича Бахчеева встретил дорогой, суда-
рыня. Такой развеселый, что на тебе! Я уж подумал, не жениться ли соби-
раются? Польсти, польсти! - проговорил он полушепотом, пронося мимо меня
чашку, подмигивая мне и прищуриваясь. - А что же благодетеля-то главного
не видать, Фомы Фомича-с? разве не прибудут к чаю ?
Дядя вздрогнул, как будто его ужалили, и робко взглянул на гене-
ральшу.
- Уж я, право, не знаю, - отвечал он нерешительно, с каким-то стран-
ным смущением. - Звали его, да он... Не знаю, право, может быть, не в
расположении духа. Я уже посылал Видоплясова и... разве, впрочем, мне
самому сходить?
- Заходил я к ним сейчас, - таинственно проговорил Ежевикин.
- Может ли быть? - вскрикнул дядя в испуге. - Ну, что ж?
- Наперед всего заходил-с, почтение свидетельствовал. Сказали, что
они в уединении чаю напьются, а потом прибавили, что они и сухой хлебной
корочкой могут быть сыты, да-с.
Слова эти, казалось, поразили дядю настоящим ужасом.
- Да ты б объяснил ему, Евграф Ларионыч, ты б рассказал, - проговорил
наконец дядя, смотря на старика с тоской и упреком.
- Говорил-с, говорил-с.
- Ну?
- Долго не изволили мне отвечать-с. За математической задачей ка-
кой-то сидели, определяли что-то; видно, головоломная задача была. Пифа-
горовы штаны при мне начертили - сам видел. Три раза повторял; уж на
четвертый только подняли головку и как будто впервые меня увидали. " Не
пойду, говорят, там теперь ученый приехал, так уж где нам быть подле та-
кого светила". Так и изволили выразиться, что подле светила.
И старикашка искоса, с насмешкою, взглянул на мен