ко мне, что делал и во все продолжение рассказа,
как будто бы боясь других слушателей и сомневаясь в их сочувствии, -
выслушай и ты меня, и реши: прав я или нет. Вот видишь, вот с чего нача-
лась вся история: неделю назад - да, именно не больше недели, - проезжа-
ет через наш город бывший начальник мой, генерал Русапетов, с супругою и
свояченицею. Останавливаются на время. Я поражен. Спешу воспользоваться
случаем, лечу, представляюсь и приглашаю к себе на обед. Обещал, если
можно будет. То есть благороднейший человек, я тебе скажу; блестит доб-
родетелями и, вдобавок, вельможа! Свояченицу свою облагодетельствовал;
одну сироту замуж выдал за дивного молодого человека (теперь стряпчим в
Малинове; еще молодой человек, но с каким-то, можно сказать, универ-
сальным образованием!) - словом, из генералов генерал! Ну, у нас, конеч-
но, возня, трескотня, повара, фрикасеи; музыку выписываю. Я, разумеется,
рад и смотрю именинником! Не понравилось Фоме Фомичу, что я рад и смотрю
именинником! Сидел за столом - помню еще, подавали его любимый киселек
со сливками, - молчал-молчал да как вскочит: "Обижают меня, обижают!" -
"Да чем же, говорю, тебя, Фома Фомич, обижают?" - "Вы теперь, говорит,
мною пренебрегаете; вы генералами теперь занимаетесь; вам теперь генера-
лы дороже меня!" Ну, разумеется, я теперь все это вкратце тебе передаю;
так сказать, одну только сущность; но если бы ты знал, что он еще гово-
рил... словом, потряс всю мою душу! Что ты будешь делать? Я, разумеется,
падаю духом; фрапировало меня это, можно сказать; хожу как мокрый петух.
Наступает торжественный день. Генерал присылает сказать, что не может:
извиняется - значит, не будет. Я к Фоме: "Ну, Фома, успокойся! Не бу-
дет!" Что ж бы ты думал? Не прощает, да и только! "Обидели, говорит, ме-
ня, да и только!" Я и так и сяк. "Нет, говорит, ступайте к своим генера-
лам; вам генералы дороже меня; вы узы дружества, говорит, разорвали".
Друг ты мой! ведь я понимаю, за что он сердится. Я не столб, не баран,
не тунеядец какой-нибудь! Ведь это он из излишней любви ко мне, так ска-
зать, из ревности делает - он это сам говорит, - он ревнует меня к гене-
ралу, расположение мое боится потерять, испытывает меня, хочет узнать,
чем я для него могу пожертвовать. "Нет, говорит, я сам для вас все рав-
но, что генерал, я сам для вас ваше превосходительство! Тогда помирюсь с
вами, когда вы мне свое уважение докажете". - "Чем же я тебе докажу мое
уважение, Фома Фомич?" - "А называйте, говорит, меня целый день: ваше
превосходительство; тогда и докажете уважение". Упадаю с облаков! Можешь
представить себе мое удивление! "Да послужит это, говорит, вам уроком,
чтоб вы не восхищались вперед генералами, когда и другие люди, может,
еще почище ваших всех генералов! "Ну, тут уж я не вытерпел, каюсь! отк-
рыто каюсь! "Фома Фомич, говорю, разве это возможное дело? Ну, могу ли я
решиться на это? Разве я могу, разве я вправе произвести тебя в генера-
лы? Подумай, кто производит в генералы? Ну, как я скажу тебе: ваше пре-
восходительство? Да ведь это, так сказать, посягновение на величие су-
деб! Да ведь генерал служит украшением отечеству: генерал воевал, он
свою кровь на поле чести пролил! Как же я тебе-то скажу: ваше превосхо-
дительство?" Не унимается, да и только! "Что хочешь, говорю, Фома, все
для тебя сделаю. Вот ты велел мне сбрить бакенбарды, потому что в них
мало патриотизма, - я сбрил, поморщился, а сб
как будто бы боясь других слушателей и сомневаясь в их сочувствии, -
выслушай и ты меня, и реши: прав я или нет. Вот видишь, вот с чего нача-
лась вся история: неделю назад - да, именно не больше недели, - проезжа-
ет через наш город бывший начальник мой, генерал Русапетов, с супругою и
свояченицею. Останавливаются на время. Я поражен. Спешу воспользоваться
случаем, лечу, представляюсь и приглашаю к себе на обед. Обещал, если
можно будет. То есть благороднейший человек, я тебе скажу; блестит доб-
родетелями и, вдобавок, вельможа! Свояченицу свою облагодетельствовал;
одну сироту замуж выдал за дивного молодого человека (теперь стряпчим в
Малинове; еще молодой человек, но с каким-то, можно сказать, универ-
сальным образованием!) - словом, из генералов генерал! Ну, у нас, конеч-
но, возня, трескотня, повара, фрикасеи; музыку выписываю. Я, разумеется,
рад и смотрю именинником! Не понравилось Фоме Фомичу, что я рад и смотрю
именинником! Сидел за столом - помню еще, подавали его любимый киселек
со сливками, - молчал-молчал да как вскочит: "Обижают меня, обижают!" -
"Да чем же, говорю, тебя, Фома Фомич, обижают?" - "Вы теперь, говорит,
мною пренебрегаете; вы генералами теперь занимаетесь; вам теперь генера-
лы дороже меня!" Ну, разумеется, я теперь все это вкратце тебе передаю;
так сказать, одну только сущность; но если бы ты знал, что он еще гово-
рил... словом, потряс всю мою душу! Что ты будешь делать? Я, разумеется,
падаю духом; фрапировало меня это, можно сказать; хожу как мокрый петух.
Наступает торжественный день. Генерал присылает сказать, что не может:
извиняется - значит, не будет. Я к Фоме: "Ну, Фома, успокойся! Не бу-
дет!" Что ж бы ты думал? Не прощает, да и только! "Обидели, говорит, ме-
ня, да и только!" Я и так и сяк. "Нет, говорит, ступайте к своим генера-
лам; вам генералы дороже меня; вы узы дружества, говорит, разорвали".
Друг ты мой! ведь я понимаю, за что он сердится. Я не столб, не баран,
не тунеядец какой-нибудь! Ведь это он из излишней любви ко мне, так ска-
зать, из ревности делает - он это сам говорит, - он ревнует меня к гене-
ралу, расположение мое боится потерять, испытывает меня, хочет узнать,
чем я для него могу пожертвовать. "Нет, говорит, я сам для вас все рав-
но, что генерал, я сам для вас ваше превосходительство! Тогда помирюсь с
вами, когда вы мне свое уважение докажете". - "Чем же я тебе докажу мое
уважение, Фома Фомич?" - "А называйте, говорит, меня целый день: ваше
превосходительство; тогда и докажете уважение". Упадаю с облаков! Можешь
представить себе мое удивление! "Да послужит это, говорит, вам уроком,
чтоб вы не восхищались вперед генералами, когда и другие люди, может,
еще почище ваших всех генералов! "Ну, тут уж я не вытерпел, каюсь! отк-
рыто каюсь! "Фома Фомич, говорю, разве это возможное дело? Ну, могу ли я
решиться на это? Разве я могу, разве я вправе произвести тебя в генера-
лы? Подумай, кто производит в генералы? Ну, как я скажу тебе: ваше пре-
восходительство? Да ведь это, так сказать, посягновение на величие су-
деб! Да ведь генерал служит украшением отечеству: генерал воевал, он
свою кровь на поле чести пролил! Как же я тебе-то скажу: ваше превосхо-
дительство?" Не унимается, да и только! "Что хочешь, говорю, Фома, все
для тебя сделаю. Вот ты велел мне сбрить бакенбарды, потому что в них
мало патриотизма, - я сбрил, поморщился, а сб