рил. Мало того, сделаю все,
что тебе будет угодно, только откажись от генеральского сана!" - "Нет,
говорит, не помирюсь до тех пор, пока не скажут: ваше превосходи-
тельство! Это, говорит, для нравственности вашей будет полезно: это сми-
рит ваш дух!" - говорит. И вот теперь уж неделю, целую неделю говорить
не хочет со мной; на всех, кто ни приедет, сердится. Про тебя услыхал,
что ученый, - это я виноват: погорячился, разболтал! - так сказал, что
нога его в доме не будет, если ты в дом войдешь. "Значит, говорит, уж я
теперь для вас не ученый". Вот беда будет, как узнает теперь про Коров-
кина! Ну помилуй, ну посуди, ну чем же я тут виноват? Ну неужели ж ре-
шиться сказать ему "ваше превосходительство"? Ну можно ли жить в таком
положении? Ну за что он сегодня бедняка Бахчеева из-за стола прогнал?
Ну, положим, Бахчеев не сочинил астрономии; да ведь и я не сочинил аст-
рономии, да ведь и ты не сочинил астрономии... Ну за что, за что?
- А за то, что ты завистлив, Егорушка, - промямлила опять генеральша.
- Маменька! - вскричал дядя в совершенном отчаянии, - вы сведете меня
с ума!.. Вы не свои, вы чужие речи переговариваете, маменька! Я, нако-
нец, столбом, тумбой, фонарем делаюсь, а не вашим сыном!
- Я слышал, дядюшка, - перебил я, изумленный до последней степени
рассказом, - я слышал от Бахчеева - не знаю, впрочем, справедливо иль
нет, - что Фома Фомич позавидовал именинам Илюши и утверждает, что и сам
он завтра именинник. Признаюсь, эта характеристическая черта так меня
изумила, что я ...
- Рожденье, братец, рожденье, не именины, а рожденье! - скороговоркою
перебил меня дядя. - Он не так только выразился, а он прав: завтра его
рожденье. Правда, брат, прежде всего...
- Совсем не рожденье! - крикнула Сашенька.
- Как не рожденье? - крикнул дядя, оторопев.
- Вовсе не рожденье, папочка! Это вы просто неправду говорите, чтоб
самого себя обмануть да Фоме Фомичу угодить. А рожденье его в марте бы-
ло, - еще, помните, мы перед этим на богомолье в монастырь ездили, а он
сидеть никому не дал покойно в карете: все кричал, что ему бок раздавила
подушка, да щипался; тетушку со злости два раза ущипнул! А потом, когда
в рожденье мы пришли поздравлять, рассердился, зачем не было камелий в
нашем букете. "Я, говорит, люблю камелии, потому что у меня вкус высшего
общества, а вы для меня пожалели в оранжерее нарвать ". И целый день
киснул да куксился, с нами говорить не хотел...
Я думаю, если б бомба упала среди комнаты, то это не так бы изумило и
испугало всех, как это открытое восстание - и кого же? - девочки, кото-
рой даже и говорить не позволялось громко в бабушкином присутствии. Ге-
неральша, немая от изумления и от бешенства, привстала, выпрямилась и
смотрела на дерзкую внучку свою, не веря глазам. Дядя обмер от ужаса.
- Экую волю дают! уморить хотят бабиньку-с! - крикнула Перепелицына.
- Саша, Саша, опомнись! что с тобой, Саша? - кричал дядя, бросаясь то
к той, то к другой, то к генеральше, то к Сашеньке, чтоб остановить ее.
- Не хочу молчать, папочка! - закричала Саша, вдруг вскочив со стула,
топая ножками и сверкая глазенками, - не хочу молчать! Мы все долго тер-
пели из-за Фомы Фомича, из-за скверного, из-за гадкого вашего Фомы Фоми-
ча! Потому что Фома Фомич всех нас погубит, потому что ему то и дело
толкуют, что он умница, великодушный, благородный, ученый, смесь всех
добро
что тебе будет угодно, только откажись от генеральского сана!" - "Нет,
говорит, не помирюсь до тех пор, пока не скажут: ваше превосходи-
тельство! Это, говорит, для нравственности вашей будет полезно: это сми-
рит ваш дух!" - говорит. И вот теперь уж неделю, целую неделю говорить
не хочет со мной; на всех, кто ни приедет, сердится. Про тебя услыхал,
что ученый, - это я виноват: погорячился, разболтал! - так сказал, что
нога его в доме не будет, если ты в дом войдешь. "Значит, говорит, уж я
теперь для вас не ученый". Вот беда будет, как узнает теперь про Коров-
кина! Ну помилуй, ну посуди, ну чем же я тут виноват? Ну неужели ж ре-
шиться сказать ему "ваше превосходительство"? Ну можно ли жить в таком
положении? Ну за что он сегодня бедняка Бахчеева из-за стола прогнал?
Ну, положим, Бахчеев не сочинил астрономии; да ведь и я не сочинил аст-
рономии, да ведь и ты не сочинил астрономии... Ну за что, за что?
- А за то, что ты завистлив, Егорушка, - промямлила опять генеральша.
- Маменька! - вскричал дядя в совершенном отчаянии, - вы сведете меня
с ума!.. Вы не свои, вы чужие речи переговариваете, маменька! Я, нако-
нец, столбом, тумбой, фонарем делаюсь, а не вашим сыном!
- Я слышал, дядюшка, - перебил я, изумленный до последней степени
рассказом, - я слышал от Бахчеева - не знаю, впрочем, справедливо иль
нет, - что Фома Фомич позавидовал именинам Илюши и утверждает, что и сам
он завтра именинник. Признаюсь, эта характеристическая черта так меня
изумила, что я ...
- Рожденье, братец, рожденье, не именины, а рожденье! - скороговоркою
перебил меня дядя. - Он не так только выразился, а он прав: завтра его
рожденье. Правда, брат, прежде всего...
- Совсем не рожденье! - крикнула Сашенька.
- Как не рожденье? - крикнул дядя, оторопев.
- Вовсе не рожденье, папочка! Это вы просто неправду говорите, чтоб
самого себя обмануть да Фоме Фомичу угодить. А рожденье его в марте бы-
ло, - еще, помните, мы перед этим на богомолье в монастырь ездили, а он
сидеть никому не дал покойно в карете: все кричал, что ему бок раздавила
подушка, да щипался; тетушку со злости два раза ущипнул! А потом, когда
в рожденье мы пришли поздравлять, рассердился, зачем не было камелий в
нашем букете. "Я, говорит, люблю камелии, потому что у меня вкус высшего
общества, а вы для меня пожалели в оранжерее нарвать ". И целый день
киснул да куксился, с нами говорить не хотел...
Я думаю, если б бомба упала среди комнаты, то это не так бы изумило и
испугало всех, как это открытое восстание - и кого же? - девочки, кото-
рой даже и говорить не позволялось громко в бабушкином присутствии. Ге-
неральша, немая от изумления и от бешенства, привстала, выпрямилась и
смотрела на дерзкую внучку свою, не веря глазам. Дядя обмер от ужаса.
- Экую волю дают! уморить хотят бабиньку-с! - крикнула Перепелицына.
- Саша, Саша, опомнись! что с тобой, Саша? - кричал дядя, бросаясь то
к той, то к другой, то к генеральше, то к Сашеньке, чтоб остановить ее.
- Не хочу молчать, папочка! - закричала Саша, вдруг вскочив со стула,
топая ножками и сверкая глазенками, - не хочу молчать! Мы все долго тер-
пели из-за Фомы Фомича, из-за скверного, из-за гадкого вашего Фомы Фоми-
ча! Потому что Фома Фомич всех нас погубит, потому что ему то и дело
толкуют, что он умница, великодушный, благородный, ученый, смесь всех
добро